— Какое, ваше сиятельство?

   — Переходите ко мне в штаб дивизии.

   — Нет, ваше сиятельство. Я люблю строевую службу.

   — Подумайте, Александров. Сидеть корнетом во взводных вы будете битых пять лет, служа без протекции. А у меня через год-два станете поручиком. Ну и далее — без промедлений...

Одним из своих больших недостатков Надежда считала чрезмерное честолюбие. Получив из рук императора первый офицерский чин, она теперь мечтала о втором. Но говорила себе, что мало имеет опыта и знаний и надо ей ещё послужить года три, не менее, чтоб стать поручиком. Аркадий Александрович задел живую струнку, нарисовав перспективу притягательную, и она верила ему: так все и будет.

Но ей никак нельзя было оставаться у Суворова. В череде пышных увеселений в городе Дубно Надежда чувствовала, что её отношения с молодым генералом стремительно приближаются к роковой черте. Знаток женской красоты и женщин, он уже не раз смотрел на неё слишком пристально, и в этих его взглядах ей чудился немой вопрос. Ответ на лестное приглашение был предопределён. Только от этого ей почему-то стало очень грустно.

   — Не хочу притворяться, ваше сиятельство, — ответила она. — Ваши слова верны. Однако посудите, что ждёт меня у вас в штабе. По малости чина моего и по молодости лет буду я у всех на побегушках. А во взводе я сам себе голова и знаю, за что отвечать.

   — Значит, в штаб не пойдёте?

   — Нет.

Суворов подошёл к ней, и на лице его она увидела неподдельное сожаление.

   — Как знаете, корнет. Но вы мне приглянулись. Хотя о ваших странностях тут говорят немало.

   — Что делать, ваше сиятельство, — спокойно ответила она. — Пусть говорят...

   — Мой великий отец также подбирал себе людей неординарных, и все смеялись над ним, — вдруг сказал молодой генерал. — Взять хотя бы того же Ставракова. Сейчас, говорят, он вышел в полковники. Или адъютанта моего отца капитана Тищенко. Они ему служили верой и правдой, он мог на них положиться... Как мало, в сущности, осталось в наше время по-настоящему преданных людей...

   — Да, ваше сиятельство, — подтвердила она.

   — Ладно. — Он согнал с лица печальную усмешку. — Езжайте в отпуск. Может, потом и передумаете. А пока вот мой подарок...

Суворов шагнул к подставке, где стояли его чубуки, выбрал из них самый дорогой и красивый — с янтарём — и протянул ей.

Надежда сказала, что не курит. Молодой генерал лишь потрепал её по плечу: «Зато теперь научитесь. Что за офицер без трубки!» — и так, с чубуком в руках, проводил юного гусара до дверей кабинета.

Потом она действительно научилась курить, ибо замечание князя Италийского, графа Рымникского было совершенно справедливым, в эскадроне майора Павлищева курили все. Но его трубку она никогда не трогала, хранила как память. В её офицерской коллекции было несколько трубок: из пенки, корня вереска, вишни, груши, можжевельника, потому что одну трубку нельзя курить чаще двух раз в день. Табак для курения Надежда покупала наиболее мягкий и душистый.

7. СВИДАНИЕ С СЫНОМ

Я поехала одна на перекладных, взяв

с собою в товарищи одну только саблю

свою, и более ничего. Станционные

смотрители, считая меня незрелым юношей,

делали много затруднений в пути моём;

не давали мне лошадей часов по шести для

того, чтобы я что-нибудь потребовала — обед,

чай или кофе; тогда являлись и лошади.

Счёт подавался, сопровождаемый этими

словами: «С прогонами вот столько-то следует

получить с вас!

Путь Надежды от Дубно до Петербурга занял одиннадцать дней.