Она умела рассказывать живо, с иронией и начала с превращения упрямца Адониса из благородной строевой лошади в простую вьючную. Затем коротко и в лучшем свете обрисовала свой взвод, свой эскадрон, майора Павлищева и его семейство. А закончила смешным эпизодом на манёврах после «кампаментов». Тогда второй батальон мариупольцев взаимодействовал с пехотой своей родной дивизии, то есть с Крымским мушкетёрским полком, против первого батальона гусар и Галицкого мушкетёрского полка.

Слушая рассказ корнета об обходном ночном марше-манёвре эскадрона Павлищева, Суворов улыбался. Хохотать он начал при описании геройской атаки павлищевцев на лагерь Галицкого полка с тыла, когда гусары обратили пехоту в паническое бегство и, войдя в раж, ворвались в лагерь, доскакали до кухонь и перевернули там в костры шесть котлов с кашей, сваренной для обеда.

   — Признайтесь, корнет, что вы в числе первых ворвались к пехотинцам и нападение на кухни произошло при вашем участии. — Генерал вытер платком слёзы, выступившие от смеха.

   — Было дело, ваше сиятельство. — Надежда застенчиво улыбнулась. — Но котлы — это они сами. Мы, офицеры, не сумели удержать рядовых...

   — Молодцы гусары! — похвалил Аркадий Александрович. — Пехота просто обмишурилась... Однако, мой юный друг, вы ничего не рассказали мне о княгине Любомирской. Был ли штурм этой крепости?

   — Конечно, не было. — Надежда нахмурилась. — Я уехал в Рожище, не попрощавшись с ней.

   — А жаль. Она спрашивала о вас. Вы ей понравились.

   — Я? — Надежда безмерно удивилась. — Этого не может быть!

   — Вы себя недооцениваете. Княгиня сказала мне, что вы отменно танцуете и она хотела бы танцевать с вами снова.

   — Боюсь, что это невозможно, ваше сиятельство. Мне пора в дорогу. Я еду в Петербург и только должен у господина Комбурлея взять свою подорожную...

   — Нет, мой юный друг, — сказал генерал и позвонил в колокольчик, чтобы камердинер подал им две рюмки шартреза. — Вы никуда не поедете. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

   — Но... Почему? — Надежда даже вскочила с кресла, чуть не выбив поднос с рюмками из рук слуги.

   — Потому, дорогой Александров, — князь Италийский выпил ликёр и посмотрел на неё с тёплой, дружеской улыбкой, — что я желаю видеть вас на своём балу, который состоится завтра, на своей охоте послепослезавтра, потом на торжественном обеде офицеров нашей дивизии в честь генерал-лейтенанта Дохтурова в субботу...

   — Увольте, ваше сиятельство, — взмолилась Надежда. — Мне надо ехать. В столице у меня важное дело...

   — Глупости, корнет. Какие могут быть дела у молоденьких офицеров. Так, ерунда всякая. Наверное, какая-нибудь кузина посулила вам встречу на катке в отсутствие своей матушки. Или красавица в театре уронила для вас свой платок, и вы уже вообразили...

   — Мои дела не связаны с женщинами! — перебила она.

   — А с кем же тогда?

Генерал Суворов, встав рядом, заглянул ей в глаза. Она вспыхнула как маков цвет и отвернулась. Нет, не могла Надежда выдержать пристального взгляда этого человека. Во-первых, он был сыном её кумира, плоть от плоти его.