Но у литературы есть законы. Они предполагают меру откровенности. Определите её для себя — и вы найдёте отклик у читателя, ей сообразный. Я, например, прочитал ваши «Записки 12-го года» как исповедь души...
— Тогда прекрасно! — Она тоже посмотрела ему прямо в глаза. — У меня есть шанс, и мы ещё поговорим об этом...
Поэт слегка поклонился Надежде и перешёл к деловой части беседы:
— Где же остальные ваши сочинения, Надежда Андреевна? В письме вы обещали, что привезёте все...
— Вот. — Она указала на толстую тетрадь большого формата.
— Я рад быть вашим издателем. — Пушкин взял тетрадь со стола. — Думаю, публика оценит ваш талант... Через дня три я привезу вам оттиски «Современника». Вы впервые прочитаете своё произведение, отлитое в печатных строках. Особенный момент для всякого сочинителя, поверьте мне...
— Вам я верю, — ответила Надежда.
— Когда вы обычно обедаете?
— По-армейски, в поддень.
— Я привезу журнал, и мы поедем пообедать вместе. Согласны?
— Да, — она немного помедлила, — если вы обещаете при людях не подавать мне руки, выходя из коляски, не пропускать меня вперёд в дверях, не накидывать мне на плечи плащ... Словом, не делать всего того, что делают воспитанные люди в обществе дамы. Я — штабс-ротмистр Александров, и помните об этом...
Пушкин рассмеялся:
— Хорошо, ваше благородие. Я принимаю эти условия!
В экипаже он положил тетрадь Надежды Дуровой в кожаную папку с наиболее важными бумагами и приказал кучеру трогать с места. Он думал, что ошибся, написав в журнале о ней: «Modo vir, modo foemina», — но эту ошибку уже не поправишь, набор закончен, статья отлита. Однако на самом деле перед ним сейчас была женщина в полнейшем, истинном смысле этого слова. Жизнь с бурными событиями той эпохи, с игрой страстей, с болью мучительных решений вставала за ней необъятно, как океан, и притягивала к себе. Женщина, но — без возраста, умудрённая своими переживаниями, всё ещё гибкая и сильная от привычных ей физических упражнений и очень кокетливая, только на свой, необычный лад.
6. ПУШКИНСКИЙ ДОМ
Сегодня принесли мне записку от Александра
Сергеевича. Он пишет, что прочитал всю мою
рукопись, к этому присоединил множество
похвал и заключил вопросом: переехала ли я
на его квартиру, которая готова уже к принятию
меня...
Надежда пятнадцать лет не была в столице, которую любила с первого своего приезда сюда в декабре 1807 года и которую несколько пышно именовала: «великолепное жилище царей наших». Теперь она снова каждый день ходила к Невскому проспекту, к Казанскому собору, к памятнику Александру I.
Она рассматривала высокую колонну с ангелом наверху, держащим крест, с разных сторон. Ей не очень-то нравился этот монумент. Надежда предпочла бы видеть стандартную конную статую на постаменте, но с лицом её благодетеля, к какому можно мысленно обратиться с речью. Она понимала замысел авторов насчёт ангела с крестом, но Александр Благословенный оставался для неё человеком — земным, подвластным чувствам, иногда превозмогающим все, иногда — бесконечно слабым.
Петербург сильно изменился с 1821 года. Иные старые дома разобрали и возвели на их месте новые и красивые здания. Пустыри, прежде знакомые Надежде по пешим прогулкам, также застроили. В Коломне она не нашла дом своего двоюродного брата по материнской линии Ивана Бутовского, у которого жила некоторое время после отставки. |