К ним подошёл один из солдат, что-то зашептал Дембинскому на ухо, показывая на крестьян. Одного из них, пьяного в стельку, держали под руки двое коннопольцев. Второй что-то пытался объяснять своим новым друзьям в тёмно-синих куртках. Третьего не было видно нигде.

   — Как это он убежал? — строго спросил портупей-юнкер у солдата. — А ты где был, разиня!

   — Виноват, ваше благородие! — Тот вытянулся в струнку.

   — Ладно, уходим с этими. — Портупей-юнкер встал из-за стола и поклонился Надежде: — Думаю, мы ещё увидимся. Запомните моё имя. Дембинский из Конно-Польского полка. Я живу в трактире «У Варшавских ворот»...

Перед закатом солнца Надежда отправилась на свою обычную вечернюю прогулку в центр города. Если бы сейчас кто-нибудь дал ей совет, как надо поступить, она бы, наверное, от радости бросилась на шею этому доброму человеку. Но в Гродно она была одна, совершенно одна. В молчании заглядывала она в стеклянные витрины модных и дорогих магазинов и видела там своё отражение: юноша в повседневном казачьем картузе с козырьком и вытянутой вверх тёмно-синей тульёй кутается в широкий плащ.

Кто знает его здесь? Никто. Где указаны его имя, фамилия, возраст, происхождение? Нигде. Тогда чем он лучше бродяг, которые в пьяном угаре ставят крестик вместо подписи в вербовочном листе...

Поутру Надежда тщательно вычистила свой казачий чекмень, изрядно поизносившийся, и пошла искать трактир «У Варшавских ворот». Она загадала: если портупей-юнкер узнает её, то она запишется в полк, если нет — то уйдёт прочь и будет ждать новой оказии. Только бы там не заставляли её пить вино и танцевать с оборванцами.

В трактире дым был коромыслом. Старые солдаты, держа в руках кружки, курили глиняные трубки. Завербованные, шатаясь меж столов, пели, болтали о чём-то, пили, пытались танцевать. Но музыканты играли не в лад, и мелодия хромала, как инвалид с деревянной ногой. Дембинский будто сквозь землю провалился. Надежда совсем собралась уходить, но вдруг услышала его голос:

   — А, милый юноша с Молоковской заставы... — Он назвал корчму, где она жила. — Рад видеть вас...

Надежда обернулась. Портупей-юнкер стоял за её спиной, держал в руках большую стеклянную рюмку с зеленоватой вейновой водкой и улыбался ей, точно своему знакомому.

   — Но теперь-то вы решились?.. Может быть, выпьем за нового коннопольца... — Он явно был навеселе и протягивал ей сосуд с напитком.

   — Пить не буду! — Она с ненавистью посмотрела на предлагаемое ей угощение, но потом решила смягчить ответ. — Разве без этого дикого обряда записаться в ваш доблестный полк нельзя?

   — Можно! — Дембинский тотчас поставил рюмку на стол. — Не обращайте внимания на нашу вакханалию. Это делается для местного сброда.

   — И танцевать с ними вы меня тоже не заставите?

   — Нет. — Он взглянул на неё серьёзно. — Вы же сами сделали этот выбор. Ротмистру Казимирскому будет приятно приобресть такого рекрута. Идёмте в штаб...

   — Но только я хочу служить на собственной верховой лошади!

   — Само собой разумеется. — Портупей-юнкер крепко взял её за руку и повёл из трактира на улицу.

Командир эскадрона сидел в штаб-квартире и изучал ведомость о вербовке, поданную писарем. Настроение у него было не радостное. Набор шёл вяло. Рослых солдат, нужных для лейб-эскадрона, не набиралось и десяти человек. По большей части люди были все шестивершковые и, как назло, — лишь из мещан да сельских поселян.