Галиоф относился к ней хорошо, но без сентиментальности. Однажды, когда «товарищ» Соколов поздно вечером доставил ему на квартиру записку из штаба, Галиоф отправил его ночевать на свою конюшню. Потому что военное время, когда офицеры и рядовые спали вместе на соломе и питались из одного котла, прошло. Для усиления воинской дисциплины и восстановления субординации требовалось чётко проводить грань между теми и другими. При всех своих дворянских достоинствах «товарищ» Соколов оставался для штабс-ротмистра за этой гранью и должен был вращаться в обществе себе подобных, то есть унтер-офицеров и рядовых.

Зато она свела знакомство с писарями полкового штаба, куда ходила раз в неделю: за почтой. Никто не писал унтер-офицеру Соколову, но в штабе уже знали его историю, как он без благословения отца и матери убежал в армию, и обещали немедленно дать знать, если письмо придёт.

Недавно под большим секретом старший писарь рассказал ей, что генерал-майор Каховский диктовал ему список нижних чинов для награждения знаком отличия Военного ордена, и от лейб-эскадрона фамилия Соколова была первой — «за спасение офицера в бою при Гутштадте 25 мая 1807 года». Эта новость порадовала Надежду. Если к унтер-офицерским галунам прибавить ещё и серебряный крестик на Георгиевской ленте, то вполне можно брать отпуск и ехать в Сарапул за Ваней. Никто там не посмеет остановить её.

7. АРЕСТ И ДОЗНАНИЕ

Главнокомандующий встретил меня с

ласковой улыбкой и прежде всего спросил:

«Для чего вас арестовали? Где ваша сабля?..»

После этого спросил, сколько мне лет, и

продолжал говорить так: «Я много слышал

о вашей храбрости, и мне очень приятно,

что все ваши начальники отозвались о вас

самым лучшим образом...

Поручик Нейдгардт застрял на почтовой станции из-за плохой погоды. Когда он вышел на крыльцо, стена дождя скрыла от него дорогу, деревню за дорогой и лес. Он решил переждать ливень, вернулся в темноватую горницу, приказал своему денщику Мефодию распаковать чемодан и поставить самовар.

За столом он вновь открыл кожаную папку с документами. Александр Иванович Нейдгардт ехал из Витебска в Полоцк с важным поручением от главнокомандующего армии генерала от инфантерии графа Буксгевдена и хотел ещё раз обдумать ситуацию, в которой ему предстояло разбираться. В папке лежало несколько бумаг: письмо Буксгевдена к шефу Польского конного полка генерал-майору Каховскому, письмо государя к графу Буксгевдену и письмо некоего Н. В. Дурова, проживающего в Санкт-Петербурге, к императору Александру I. Все они касались одного весьма странного происшествия в Польском полку. Это происшествие и надо было расследовать, причём быстро, тайно и по всей строгости закона.

Нейдгардт ещё раз перечитал письмо Дурова, датированное 28 сентября 1807 года. Оно говорило о том, что коллежский советник Дуров из Сарапула повсюду ищет дочь свою Надежду, по мужу Чернову, которая убежала из дома и записалась в Конно-Польский полк под именем Александра Соколова. Родственники просили государя вернуть домой эту несчастную.

В письме поручику особенно не нравилось слово «несчастная». Женщина, убежавшая от мужа, покинувшая семью, вовсе не несчастная. Она — преступница. Каковы могут быть её нравственные качества, если прибежище себе она нашла в кавалерийском полку, среди полутора тысяч мужчин? Совершенно ясно, что это — авантюристка. Хуже того — просто непотребная девка, которой удалось обманом проникнуть в ряды Польского полка и тем самым опозорить его славное боевое имя.

Нейдгардт отложил в сторону письмо и взял из папки небольшую и довольно потрёпанную книжку под названием «Артикул Воинский».