Сняв строевую шапку, Надежда поставила её на согнутую в локте левую руку козырьком к себе, купила свечку и вошла в церковь. Весь храм сиял, освещённый люстрами и свечами, украшенный еловыми ветками. Над головами молящихся плыл сладковатый запах ладана, звучали слова из глаголов апостола Павла. Надежда слушала голос молодого чернобородого батюшки и мыслями уносилась далеко.

Она говорит государю «да», и в России появляется ещё один никому не ведомый прежде офицер. Она говорит «нет», и в Сарапул возвращается беглая жена чиновника Чернова, дочь несчастнейшего Андрея Васильевича Дурова, городничего. Пусть с царским перстнем и собственноручным рескриптом государя, но на суд местных кумушек и в полное распоряжение пьяницы мужа.

Разве есть тут какой-нибудь выбор? Выбора нет. Но договор, придуманный для неё императором, больше похож на схиму, да ещё похуже монашеской. Жить не в монастыре, а в бурном, изменяющемся мире, полном соблазнов, но никем не увлекаться. Носить до конца дней мужскую одежду, но помнить о своей женской сущности. Забыть Чернова, брак с которым скреплён Святой Церковью и не расторгнут. Возможно ли всё это...

Александр Засс, дежуривший сегодня во дворце, вернулся домой очень поздно. Конец у дежурства был весёлым. Император пригласил к себе всех флигель-адъютантов, бывших с ним в Пруссии. Там офицерам прочитали приказ о награждениях за минувшую кампанию. Засс получил две награды: орден Святой Анны второй степени за Гутштадт и Гейльсберг, где он был в рядах лейб-гвардии Семёновского полка, и золотую шпагу с надписью «За храбрость» за Фридланд. Кроме того, его произвели в чин полковника гвардии. Золотые штаб-офицерские эполеты с бахромой, пристёгнутые к новому мундиру, уже стояли перед глазами Засса, когда его задержал для конфиденциальной беседы государь.

   — Как поживает твоя гостья? Чем она занята? — спросил он.

   — Гуляет по столице, ваше величество. Иногда читает книги из моей библиотеки.

   — Приняла ли она какое-нибудь решение?

   — Трудно сказать, ваше величество. По-моему, она — человек очень замкнутый и скрытный. Со мной говорит лишь о красотах Санкт-Петербурга и более ни о чём...

   — В её положении это — лучший выход, — заметил Александр I, и Засс подумал, что императора, видимо, до сих пор занимает история этой женщины, сбежавшей в армию от мужа.

   — Может быть, повезти её куда-нибудь в гости? — предложил он. — Сегодня моя родственница генеральша Александра Фёдоровна даёт домашний вечер для близких друзей...

   — Отлично, Засс! Хватит унтер-офицеру Соколову одному бродить по Петербургу. Пусть узнает столицу не только снаружи, но и изнутри. А любезнейшей Александре Фёдоровне я напишу записочку...

Государь очень хорошо знал семейство Засс. Младший брат, Александр, с 1796 года, с четырнадцати лет, прапорщиком служил у него в лейб-гвардии Семёновском полку. Старший брат, Андрей Павлович, был известным кавалерийским генералом и особенно отличился в Польскую кампанию 1792—1794 годов. Честный и отважный служака, Засс был небогат, и однажды с ним случилось несчастье: пожар уничтожил все казённое имущество в Киевском конноегерском полку, которым он командовал. Начёт в двадцать тысяч рублей сделали на Засса, и он бы не расплатился за всю свою жизнь, если бы не великий князь Александр Павловим. Будущий император через жену Засса Александру Фёдоровну передал полковнику требуемую сумму, и долг был погашен. Александру же Фёдоровну, урождённую Юркович, император помнил ещё юной девушкой, воспитанницей Смольного института, лучшей исполнительницей ролей пастушков, принцев и благородных кавалеров в спектаклях самодеятельного театра в Смольном. Вместе с мужем, которого была младше на десять лет, она пережила опалу при императоре Павле, вместе с ним вернулась ко двору при Александре.