— Мундир сидит на вас прекрасно! Мне это сразу понравилось. Но есть же разные другие... обстоятельства.

   — Поверьте, ваше величество, каждая женщина примеряется к ним по-своему, и мне не будет трудно. Я проверила это в Польском полку.

Столь откровенные объяснения снова привели государя в замешательство, и Надежда, воспользовавшись этим, перешла в наступление:

   — Позвольте мне остаться!

   — Нет, это невозможно, — повторил он, но уже без прежней уверенности в голосе. — Но главное... Главное, почему вы спорите со своим монархом?

   — Я не смею спорить с вами... — Она подумала, сняла с пальца перстень и положила его на стол. — Я лишь хочу просить другую награду.

   — Другую?!

   — Да. Чин офицера.

Она повернулась к нему лицом, щёлкнула каблуками и вытянулась по стойке «смирно»: плечи назад, корпус несколько вперёд, колени вместе, носки врозь, ладони по боковым швам панталон, подбородок в прямом углу с воротником, лицо каменно-безразличное, взгляд устремлён вдаль. Государь обошёл вокруг Надежды, осматривая её солдатскую «позитуру», и покачал годовой:

   — Отменное упрямство. Это у вас фамильное или приобретённое на службе в моей армии?

Она молчала, всё так же глядя вдаль.

Александр Павлович, который в свои тридцать лет имел немалый опыт в разыгрывании всевозможных дипломатических и придворных комбинаций, подумал, что эта молодая женщина первый раунд переговоров с ним отнюдь не проиграла и он действительно не знает, что ему теперь делать.

Искренность её не вызывала сомнений, рвение к службе было очевидным, храбрость требовала воздаяния. Что-то особое, конечно, крылось за её категорическим отказом возвращаться домой, но ведь она рассказала ему — что. Если касаться этой жестокой семейной коллизии, то в споре между мужем и женой он склонен был поверить жене, стоявшей перед ним навытяжку в солдатском мундире, а не мужу — какому-то там чиновнику 14-го класса Чернову. Черновых у него в России много. А такая женщина, кажется, одна...

Император, заложив руки за спину, ушёл к окну, там отодвинул штору и долго смотрел на площадь перед Зимним, где мела позёмка. Он несколько раз оглянулся на Надежду. Она стояла как изваяние. Быстрыми шагами Александр I вернулся к столу и бросил ей:

   — Вы хорошо обдумали своё решение?

   — Так точно, ваше величество!

   — Тогда слушайте. Я произведу вас в офицеры...

Она сделала движение к нему. Он остановил её жестом и продолжал:

   — ...но после того, как вы примете на себя выполнение условий договора...

   — Договора? — удивилась она.

   — Да, мне нужен договор. Его условия трудны. Они, можно сказать, суровы, ибо затрагивают всю вашу дальнейшую жизнь. Но ничего другого я предложить вам не могу. Или вы принимаете их, или...

   — Я готова... — она помедлила, — их рассмотреть, ваше величество.

Государь в витиеватых выражениях, отточенных большой дипломатической практикой, изложил ей своё видение этой ситуации. Надежде запали в голову лишь некоторые фразы: «суд общества», «быть не такой, как все», «бремя страстей», «натура человеческая», «ответственность за собственный выбор».

Договор же был прост.

Первое. Она получит то имя и фамилию, которые он для неё изберёт, и открывать своё инкогнито не должна никому. Второе. С того часа и до конца дней своих она будет носить мужскую одежду, говорить о себе в мужском роде.