— Он не станет слушать меня, — вздохнула Надежда.

   — Напротив. Я знаю Александра Павловича с детства. У него возвышенная душа. Он — романтик и любит все необычайное. Ему может понравиться ваша история...

   — Но что я должна сказать?

   — Правду. — Граф посмотрел на неё внимательно. — Будьте искренни и откровенны до конца.

   — Вы думаете, это поможет?

   — Друг мой, всё будет зависеть только от вас. Я же со своей стороны написал в рапорте, что вы отлично воевали и достойны первого офицерского чина...

Он протянул ей один из листов, и она прочитала: «Всеподданнейше доношу Вашему Императорскому Величеству, что отличное поведение его, Соколова, и ревностное прохождение своей должности с самого вступления его в службу приобрели ему от всех, как начальников, так и сотоварищей его, полную привязанность и внимание. Сам шеф полка Генерал-Майор Каховский, похваляя таковое его служение, усердие и расторопность, с какими выполнял он всегда все препорученности, во многих бывших с французскими войсками сражениях, убедительно просит оставить его в полку, как такового унтер-офицера, который совершенную подаёт надежду быть со временем весьма хорошим офицером...»

В середине ноября 1807 года Надежда в сопровождении флигель-адъютанта императора капитана лейб-гвардии Семёновского полка Засса отправилась из Витебска в Санкт-Петербург. Выполняя приказ графа Буксгевдена, они сначала заехали в Полоцк за амуничными и оружейными вещами унтер-офицера Соколова, которые по небрежности поручика Нейдгардта были оставлены в тот раз в Польском конном полку.

8. В ПЕТЕРБУРГЕ

Участь моя решилась! Я была у Государя!

Видела Его! Говорила с Ним! Сердце моё

слишком полно и так неизъяснимо счастливо,

что я не могу найти выражений для описания

чувств моих. Великость счастья моего

изумляет меня!

Утренний туман рассеивался, и громада памятника выступала перед ней все отчётливее. Надежда смотрела на царя Петра, замирая от восторга. Чёрный профиль его был грозен, рука тянулась вверх, лошадь тяжело топтала змея, распростёршегося на гранитной глыбе.

Надежда медленно пошла к Неве. Она впервые попала в столицу, и все ей здесь нравилось. Рано утром, позавтракав вместе с Зассом, в доме которого она жила, Надежда надевала шинель и отправлялась бродить по городу. За две недели она исходила вдоль и поперёк Невский проспект, набережные рек Мойки и Фонтанки, добралась до Васильевского острова. Но все свои путешествия неизменно начинала с Сенатской площади, от памятника Петру.

Он притягивал её к себе точно магнит. В один из ясных декабрьских дней она долго рассматривала его лицо под царственным венком из лавровых листьев. Каков он был, разрушитель сонного Московитского царства, ветхозаветных обычаев и диких, полуазиатских нравов? И что сказал бы ей, надень она просторный кафтан петровского солдата? Может быть, рассердился бы и в землю приказал зарыть по грудь, как поступали до него на Руси с беглыми жёнами...

В два часа дня у Зассов обедали, и ей в это время следовало возвращаться. Капитан садился за стол вместе со своей гостьей и вежливо расспрашивал её о том, где она побывала сегодня и что видела. Так же, за обедом, он сообщил ей, что нынче государь даст ей аудиенцию. Надежда давно ждала этого, но в первые минуты сильно испугалась.

А дальше все закрутилось быстро, как на карусели: экипаж Засса, подъезд Зимнего дворца, роскошные царские покои, часовые с ружьями в переходах, пажи, генералы, флигель-адъютанты в мундирах разных полков, князь Волконский, открывающий перед ней тяжёлые двери в кабинет, её последние шаги по наборному паркету, и вдруг — остановка, боль в сердце, онемение во всём теле.