В полдень, когда молодой Засс привёз генеральше записку из Зимнего с изящным росчерком: «.. Пребываю к Вам благосклонным, Александр» — она прервала свои хлопоты по подготовке к празднику, быстро расспросила деверя о Дуровой-Черновой, удивилась, что из глубин Российской Империи выходят в свет столь необычные персонажи, и пообещала выполнить поручение его величества со всем старанием.

Действительно, её превосходительство Александра Засс приняла Надежду так мило, так любезно, будто бы всю жизнь встречала в своём доме молодых женщин, переодетых в солдатские мундиры. Ни одного бестактного вопроса, ни одного любопытного взора, никаких разговоров о её семье и муже.

Немногочисленные друзья и родственники, бывшие у Александры Фёдоровны в ночь с 24-го на 25 декабря 1807 года, говорили потом, что этот праздник удался ей как никогда. Было много шуток, забавных подарков, весёлой музыки, которую хозяйка дома исполняла сама, сев за клавикорды. Унтер-офицера Соколова она представила всем как сослуживца Александра Засса, ныне ожидающего в столице производства в первый офицерский чин за свои подвиги в Прусском походе. Этот экспромт Александры Фёдоровны едва не выбил Надежду из колеи. Но она вовремя взяла себя в руки и довольно связно рассказала гостям об отступлении арьергарда армии от Фридланда к Тильзиту.

В следующие четыре дня Надежда забыла дорогу к памятнику царю Петру. Жена генерала ездила с ней в Эрмитаж, в театр, в китайский павильон, где длиннокосые китайцы показывали фокусы с водой и игру теней на экране из полотна, возила Надежду по модным магазинам, угощала обедом и ужином, который плавно переходил в музыкальный вечер. Надежда покорно следовала за неутомимой Александрой Фёдоровной, болтавшей по-французски обо всём на свете, и старалась отвечать ей, поддерживая обычный светский разговор.

Но, выходя из магазина на Невском, Засс поскользнулась на оледенелом тротуаре, и Надежда, как галантный кавалер, должна была у всех на виду обхватить её за талию, чтоб удержать на ногах. Тогда Александра Фёдоровна почувствовала силу жёстких маленьких ладоней своей спутницы и как будто бы смутилась. Пристально взглянула она на унтер-офицера Соколова, быстро отвела взгляд и заговорила только в карете:

   — Вы знаете о Жанне д’Арк, орлеанской деве, спасшей Францию?

   — Конечно, — ответила Надежда.

   — Вас вдохновлял этот пример?

   — Никогда мне не приходило в голову примерять её судьбу на себя.

   — Почему? Подвиги великих людей поддерживают нас, простых смертных, в наших деяниях.

   — Вот именно — великих, — сказала Надежда. — Жанна встала на борьбу за народ, за Францию. Мне же выпало жить в другое время. Нам должно думать о своих личных обязательствах больше, чем о народе, и стараться исполнить собственные планы. Хотя, может быть, новые поколения русских женщин найдут мой поступок достойным подражания. Женщины будут на государственной службе, и это никому не покажется невероятным...

   — Вы думаете?

   — Не сомневаюсь в этом. Развитие общества невозможно без участия женщины.

   — Вы это где-то прочитали? — спросила Засс, немного удивлённая словами своей собеседницы.

   — Ну там же, где и вы. — Надежда пожала плечами. — У Дени Дидро, Руссо, Вольтера...

   — О, да они философы. Их дело сочинять научные трактаты. А вы решили жить по чужим, по мужским правилам.