Изменить размер шрифта - +
Ничем их нельзя успокоить. Никто не слушается меня. — Она скрестила руки на груди и, став напротив князя, казалось, умоляла о помощи.

— Что же это все значит? Мало у вас, что ли, силы и власти, что вы не умеете взяться за молодых и наивных девушек? — прикрикнул Мешко.

— Скорее Стогнев скрутил бы сотню батраков, чем я могла бы справиться с этими стрекозами! — ответила Ружана.

— Так что же с ними поделать? — спросил князь.

— Что делать? — ответила она. — Прогнать на все четыре стороны, отослать их к родителям. Впрочем, я знаю одно, что я перед ними бессильна.

— А которая из них злее других? — спросил князь.

— Да, как всегда, та, которую вы больше всех балуете, которую никто не смеет пальцем тронуть. Эта не только не слушается меня, но даже смотреть не хочет и грозит и мне, и другим.

— Это которая, Лилия?

— Сегодня Лилия, а завтра будет другая, — говорила с отчаянием Ружана. — Все они хороши!

— Что же мне сделать и как помочь этому? — опять шутя спросил князь.

— Прогнать всех.

— Нет, этого я сделать не могу! Скучно было бы мне без них, — ответил Мешко. — Кто знает, может быть, все изменится. А пока, имей терпение и держи их строго, Ружана.

Ружана, в отчаянии махнув рукой, собиралась уже уйти, как вдруг приподнялась портьера, и в комнату почти вбежала молодая и очень красивая женщина.

На вид ей было лет двадцать. Она была высокая и стройная, с прекрасными черными глазами и длинными волосами, заплетенными в косы. Она была изящная и гибкая, как лань, сильная и храбрая. Держала себя очень смело. Проходя мимо Ружаны, она смерила ее презрительным и гневным взглядом и, подойдя близко к Мешку, заговорила:

— Милостивейший пане, стоя за спиной, я все слышала. Неужели вы верите этой старой ведьме? Она злится на всех молодых, потому что сама стара стала, а лицо покрылось морщинами, и Стогнев бросил ее и взял себе другую.

Ружана молча выслушивала эти колкости, а девушка продолжала:

— Ей хочется заставить нас сидеть весь день у прялки, а самой приманивать старшин к себе на мед.

— Ах ты, змея! — вскричала Ружана, не в состоянии больше сдерживать себя.

Мешка как будто забавляла эта ссора; он все смеялся, но на лбу у него начали появляться какие-то грозные морщины.

Лилия старалась вызвать у князя улыбку сочувствия к себе.

Но вдруг с шумом распахнулась дверь, и появилась в ней третья женщина.

Эта девушка казалась ровесницей Лилии, но была совершенной противоположностью ей; небольшого роста, хрупкая и нежная, с золотистыми волосами и серыми глазами, созданными как будто для слез. С виду она казалась очень слабенькой и беззащитной, хотя на самом деле обладала сильным характером и необыкновенной гордостью. С каким-то странным спокойствием она подошла к князю и, посмотрев прямо в глаза, проговорила:

— Лилия эта не лилия, а крапива. Во всем она виновата. Ни меня, никого она не оставляет в покое! Я ведь старше нее, и имею кое-какие права! Я дочь жупана, княжеского рода. Мы Лехи, а она кто? Отец ее раб!.. Дитя раба!.. Помесь какая-то и смеет…

Лилия, не дав Барвине кончить фразу, подскочила к ней со страшной злобой и угрозами, но Ружана бросилась между соперницами и разъединила их.

Мешко хохотал, но его лицо становилось все мрачнее. Облокотившись одной рукой на ложе, а другую протягивая спорящим, он закричал:

— Барвина, и ты, Лилия, кто вам позволил входить ко мне? Уходите немедленно в светелку.

— Лилия изменяет тебе, пане! — вскричала маленькая Барвина.

— Лжешь, у самой есть любовник! — вся краснея, ответила Лилия.

Быстрый переход