|
И он действительно учился с Винсентом в студии Кормона — а заодно и с Эмилем Бернаром, и все они поклонялись импрессионистам. В отцовой биографии Жана Ренуара о Тулуз-Лотреке упоминается с большой нежностью. «Маленький господин» — о нем всегда говорили нянька Жана Ренуара и натурщица его отца Габриэлль. Но ни в одном контексте не возникает того, что я заметил в образе той унылой жертвы с разбитым сердцем, что выведена в фильме Джона Хьюстона «Мулен-Руж» (1952). Анри Тулуз-Лотрек на самом деле чрезмерно пил и умер в тридцать шесть лет от последствий алкоголизма, однако, похоже, пил он не потому, что был в депрессии и не из жалости к себе. А просто потому, что ему очень нравилось быть пьяным. Памятуя о его образе жизни, полагаю, это само по себе маленькое чудо — что умер он не от сифилиса. Кстати, о сифилисе: Мане, Сёра, Тео Ван Гог и Гоген действительно скончались от него, как написано, хотя ни одна из их жен заразу, похоже, не подцепила, и все дожили до преклонных лет. А жена Тео Йоханна Ван Гог пропагандировала, защищала и упорно оберегала картины Винсента — вероятно, лишь благодаря ей мы вообще узнали об этом художнике, хотя при его жизни, судя по всему, они с Винсентом не ладили.
Большинство сцен в романе «Sacré Bleu» взяты из моего воображения, включая все диалоги Люсьена и Анри, но многие вдохновлены реальными событиями. Моне действительно ходил на Сен-Лазар, представлялся там как «художник Моне» и убеждал начальника вокзала поруководить паровозами, чтобы те пускали пар, а он бы его писал. И он в самом деле запечатлел свою жену Камилль на смертном одре, чтобы передать на холсте тот голубоватый оттенок, который приобретала ее кожа. Даже сегодня, если вы приедете в Живерни и зайдете в лабораторию света, которую там создал Моне, вы можете заметить темного сазана, который прячется под кувшинками: он почти невидим, есть только чуть более светлая линия — его спинной плавник. Моне и его студенческие друзья Ренуар и Базилль взаправду ходили на Салон отверженных и видели там «Завтрак на траве» Мане, и хотя последний никогда не числил себя в импрессионистах, все они признавали его «своим источником»; Моне с друзьями после смерти Мане приложили немало сил к тому, чтобы французские власти купили «Завтрак на траве» и «Олимпию» и выставили их в Лувре. Берт Моризо и в жизни была вполне состоявшимся художником, входила в первоначальную группу импрессионистов и действительно вышла замуж за младшего брата Мане, Юджина. Но нет никаких свидетельств тому, что у них с Эдуаром существовали какие-то иные отношения, кроме весьма пристойных, и весь этот роман между ними — исключительно моя фантазия. Так же нет никаких данных о том, что у Мане был роман с его натурщицей Викторин Мёран, которая позировала для самых знаменитых его картин. В рассказе «Взгляд Олимпии» из сборника Сьюзен Вриленд «Жизненные этюды» есть великолепная сцена конфронтации между мадам Мане и Викторин; книгу эту и все превосходные романы Вриленд о художниках я вообще горячо рекомендую всем, кто интересуется биографической прозой поточнее, чем моя. Уистлер и Мане в самом деле были друг с другом знакомы — мало того, дружили, и хотя работы обоих выставлялись на знаменитом Салоне отверженных, описанном в Главе 5, лично Уистлер там не присутствовал — он просто отправил туда картину для экспозиции, свою «Белую девушку», впоследствии переназванную «Симфония в белом № 1». Сам он в то время был еще в Биаррице, где оправлялся после отравления свинцом, которое заработал, пока ее писал. Там же он действительно чуть не утонул, работая над картиной под названием «Синяя волна»: его унесло в море, но спасли рыбаки. |
