|
Решил обсудить этот вопрос с мистером Кралевским-может быть, он что-ни6удь посоветует. И когда в очередной день занятий мы сделали перерыв, чтобы выпить чашечку кофе, я рассказал ему о безуспешном ухаживании Адриана за Марго-тема, сулившая нам обоим желанное отдохновение от непостижимых тайн квадрата гипотенузы. - Ага! - воскликнул мистер Кралевский. - Пути любви не бывают гладкими. В самом деле, разве не станет жизнь скучноватой, если дорога к цели неизменно будет гладкой? Философические думы моего наставника меня не очень увлекали, но я вежливо слушал. Мистер Кралевский аккуратно взял печенье наманикюренными пальцами, подержал его над чашкой и окунул в кофейную купель, прежде чем отправить в рот. Методично пожевал с закрытыми глазами, наконец вымолвил: - Сдается мне, что сей юный Лохинвар излишне усердствует. Я ответил, что Адриан-англичанин, а не шотландец, и вообще, разве может усердие быть чрезмерным? Известно ведь, что без старания успеха не добьешься. - Э, лукаво произнес мистер Кралевский, в делах сердечных все обстоит иначе. Немножко равнодушия порой способно творить чудеса. Соединив кончики пальцев, он задумчиво воззрился на потолок, и я понял, что мне предстоит быть очевидцем очередного полета фантазии мистера Кралевского, с его излюбленным мифическим персонажем-“дамой сердца”. - Помню, однажды я безумно влюбился в одну молодую особу, начал Кралевский. - Разумеется, это должно остаться между нами. Я кивнул и взял еще печенье, зная, что истории Кралевского короткими не бывают. - Это была особа такой красоты и таких достоинств, что женихи теснились вокруг нее, словно... словно... пчелы вокруг банки с медом, продолжал мистер Кралевский, довольный своим сравнением. - С первого взгляда я полюбил ее глубоко, беззаветно и безутешно, и я чувствовал, что ей это не совсем безразлично. Он освежил горло глотком кофе, сплел пальцы вместе и наклонился вперед над столом; ноздри его расширились, большие выразительные глаза горели. - Я неотступно следовал за ней, словно... словно... охотничий пес, идущий по следу, но она оставалась холодной и безучастной к моим ухаживаниям. Даже позволяла себе насмехаться над моей любовью. Он примолк со слезами на глазах, затем энергично высморкался. - Не могу описать, какие муки я испытывал-жгучая ревность, тяжкие бессонные ночи... Я потерял двадцать четыре килограмма, друзья начали волноваться за меня, и, конечно же, все они пытались меня убедить, что эта особа не стоит моих страданий. Все, кроме одного друга... э... человека, умудренного опытом, должно быть, он сам имел много романов, один из них даже в далеком Булукистане. Он-то и сказал мне, что я чересчур усердствую, доколе я упорно буду повергать свое сердце к ее стопам, она, подобно всем женщинам, будет смотреть со скукой на мои воздыхания. Но стоит мне изобразить равнодушие, тотчас, заверил меня мой друг, все переменится. Кралевский ласково улыбнулся мне, многозначительно кивнул и налил себе еще кофе. - Ну, и как, спросил я, изобразил он равнодушие? - Разумеется, сказал Кралевский. - Не теряя времени, я сел на пароход, идущий в Китай. Замечательно, подумал я: какая женщина смогла бы утверждать, что сделала своим рабом мужчину, который вдруг сел на пароход и укатил в Китай. Такая даль-тут даже самой тщеславной особе достало бы времени поразмыслить над своим поведением. И что же произошло, нетерпеливо спросил я, когда мистер Кралевский вернулся из путешествия? - Я застал ее замужем, ответил Кралевский малость пристыженно, чувствуя, что не оправдал моих ожиданий. |
