Именно поэтому мы так здорово спелись. Кстати, об оплате, мою американскую наличность, пожалуйста!
Отто оставил фургон хрипеть на второй передаче и сидел, протянув правую руку, пока Морган не положил ему в ладонь конверт.
Вскоре после этого Пол почувствовал взгляд Моргана.
– Как тебе Эрнст? Похож на опаснейшего человека Европы?
– Он вежливый, занятой и усталый. Еще грустный.
– Грустный? – переспросил Веббер.
Пол кивнул, вспомнив быстрый, но отягощенный заботами взгляд человека, ожидающего тяжелых испытаний.
Солнце садится…
Морган глянул на широкий бульвар Унтер-ден-Линден с его магазинами, домами, флагами.
– А это проблема?
– В смысле?
– Встреча с Эрнстом не заставит тебя… усомниться в целесообразности твоего приезда? Она что-нибудь изменит?
Полу Шуману очень хотелось сказать «да». Хотелось, чтобы встреча и разговор с человеком растопили лед, заставили его усомниться в целесообразности убийства. Но он ответил честно:
– Нет, она ничего не изменит.
Еще два квартала до площади, где братьев встретит Унгер, который вызволит их из тонущей страны и поможет воссоединиться с родителями.
Человек, которому они доверяли свои жизни…
Ганс поднял камень и запустил его так, что он запрыгал по воде Ландвер-канала.
– Прекрати! – зашипел Курт. – Не привлекай внимание.
– Успокойся, брат! Швыряние камней в воду не привлекает внимание. Их все швыряют. Господи, ну и жара! Давай купим имбирную шипучку.
– По-твоему, мы на каникулах?
Курт огляделся по сторонам. Людей вокруг почти не было: час ранний, а жара уже невыносимая.
– Ты видишь преследователей? – насмешливо поинтересовался Ганс.
– А ты все-таки хочешь остаться в Берлине?
– Я просто понимаю, что если мы бросим наш дом, то никогда его больше не увидим.
– А если не бросим, то никогда не увидим папу с мамой. А может, вообще никого не увидим.
Ганс насупился и швырнул еще один камешек.
– Ты видел? Три раза!
– Пошли скорее!
Они свернули на рыночную площадь, где торговцы разбивали свои лотки. На дороге и на тротуарах стояли грузовики с репой, свеклой, яблоками, картофелем, форелью из канала, тресковым жиром – товаром, менее востребованным, чем мясо, сахар, оливковое и сливочное масло. Несмотря на это, люди уже выстраивались в очередь, чтобы купить лучшее или, по крайней мере, не самое худшее.
– Вон он, смотри! – воскликнул Курт и зашагал через дорогу к старому грузовику, стоявшему на краю площади.
Кудрявый шатен прислонился к кабине, курил и листал газету. Завидев парней, он чуть заметно кивнул и бросил газету в кабину.
Дело только в доверии…
Не все люди разочаровывают. А ведь Курт сомневался, что Унгер приедет.
– Герр Унгер! – позвал Курт, когда они приблизились, и мужчина крепко пожал ему руку. – Это мой брат Ганс.
– Ах, он вылитый отец.
– Вы продаете шоколад? – спросил Ганс, глядя на грузовик.
– Я произвожу и продаю конфеты. Прежде я был профессором, но сегодня эта работа не перспективна. Образование ныне бессистемно, а вот поедание конфет – вне политики и вне времени. Поговорим позднее. Сейчас нужно выбираться из Берлина. До границы поедете со мной в кабине, потом переберетесь в кузов. В такую жару я пользуюсь льдом, чтобы шоколад не растаял, и вам придется лежать под досками, покрытыми льдом. Не бойтесь, насмерть не замерзнете. В борту я прорезал отверстия, чтобы пустить теплый воздух. |