Больше всего диковинных слухов гуляло по «Лебеди», не иначе Эгиль-болтун расстарался, а уж оттуда они перекидывались на «Сокол». Но пока это не вредило делу, я болтовню не пресекал. Пусть их…

В стаю я пока никого нового не брал, хотел дождаться первого боя. А вот сражений у нас, как назло, и не было.

Не раз на границе нового княжества нас встречала княжья дружина. И то сказать — хирд в семь десятков воинов зачастую оказывался поболее той дружины. Но до стычек не доходило. Я, а точнее Милий от моего лица рассказывал, что норды возвращаются к себе на родину, готовы поторговать годрландскими товарами и прикупить снеди, враждовать ни с кем не хотят, и в подтверждение тому — вот печати других княжеств, что даны в знак дружбы и мира. Обычно все так радовались нашему скорому уходу, что легко дарили деревянные кругляши с искусно вырезанным узором.

И чем выше мы поднимались по реке Лушкарь, тем больше ходило тревожных слухов. Дикие всадники и прежде заглядывали в восточные княжества, но нечасто, небольшим числом и краткими набегами. Так, налетят, пожгут деревню-другую и отступят, а нынче словно вся степь сошла с места и двинулась в западные леса. Потому и встречающие дружины понемногу становились всё малолюднее. Большую часть княжьих воинов отправляли к восточным рубежам.

А в Смоленецком княжестве нас никто не встретил вовсе. И чем выше по реке, тем пугливее казались люди. Кое-где даже убегали в леса при виде кораблей, утаскивая за собой упрямую скотину и не менее упрямых стариков. Но то беды не наши, то беды здешнего конунга.

Мы подходили к первому долгому волоку меж Лушкарью и другой рекой. Потому я решил остановиться на несколько дней, дать людям роздых, а заодно отыскать несколько телег для перевозки скарба. Хирдманы бы перетащили корабли и с грузом, да только выдюжат ли доски с килем? Я не хотел проверять это на деле.

Для стоянки выбрали небольшую излучину с ровным лугом вдоль берега. Там и лес был недалече, и чистый ручеек бежал к реке.

К этому времени все хирдманы так или иначе притерлись друг к другу, каждый знал свое место и свое дело. Я внимательно смотрел, как несколько человек отправились на реку за рыбой, застучали топоры, заготавливая дрова, копейщики и лучники ушли на охоту, не забыв прихватить клетусовца, что умел видеть живность через кусты. Мгновенно меж подпорками протянулись полотнища, прикрывая снедь и поленья от возможного дождя. Офейг непогоду чуял издалека, но порядок есть порядок. В котлах потихоньку закипала вода, с «Сокола» доносилась брань Вепря, наверное, к нему снова пришли выпрашивать бочки с пивом.

Прежде я и сам бы занимался лагерем вместе с остальными, а сейчас нет, нельзя. И не потому, что зазорно, а потому, что не мое это дело. Мое дело — за порядком следить. Вон и Простодушный тоже не бегает почем зря, а присматривает за раздачей припасов, да оставшиеся мешки с коробами перекладывает, чтобы «Лебедь» не кренилась ни на один борт, носом не зарывалась и кормой не приседала. Ладья оказалась ходкой и крепкой, но очень уж податливой: чуть что не так, и она начинала выплясывать кренделя. Сразу видать, что дух в ней бабский, не то что в нашем «Соколе». Впрочем, за время пути Херлиф привык к ее норову. Он часто шутил, что «Лебеди» попросту нужна ласка и забота, вот она и крутит кормой.

В сторонке от лагеря зазвенели мечи.