|
Фольмунд что-то прогугукал вслед. Ему приглянулась моя цепь, и он все время тянулся поиграть с ней.
Отец тоже принарядился ради пира. Мой мешок с «Сокола» так и не принесли, и я был счастлив поделиться с ним частью своих украшений.
До тингхуса было рукой подать, но Эрлинг успел кое-что спросить.
— А что, твой хёвдинг болел в Бриттланде?
Я не говорил ему про частичку Бездны, поселившейся в Альрике. Был же уговор оставить дела на потом. Так с чего бы такой вопрос?
— Да похудел он, даже в плечах поуже стал. А ведь уже хельт. Хельты, они ж наоборот вширь расходятся, в росте прибавляют, а Альрик поусох.
Мы переглянулись с Аднтрудюром. Прежде я ничего такого не замечал. Потому после входа в пиршественный зал я первым делом уставился на нашего хёвдинга. Он никогда не поражал ростом или мощью. Если не смотреть на руны, так и вовсе от карла не отличишь. И спустя три зимы после нашего знакомства не Альрик стал меньше, а я подрос и раздался в плечах. Может, потому отцу и почудилось что-то? Может, он сравнивал его со мной?
Сторбашевцы расстарались, и тингхус был залит ярким светом от множества масляных ламп, дым от которых уходил в распахнутую дверь и небольшую прореху под крышей. Огонь в центральном очаге развели больше ради обычая, чем ради света и тепла. Столы ломились от блюд, хоть они и повторялись через раз. После пиров у двух конунгов угощения Сторбаша уже не впечатляли, зато здесь я чувствовал себя хорошо, ведь радость была искренней. Я вернулся домой! Здесь не рассаживали по старшинству или званиям, каждый садился куда хотел, разве что Альрик занял почетное место рядом с сиденьем отца, и с другой стороны сразу за Кнутом сел Полузубый. Но так ведь им интереснее говорить друг с другом, чем слушать наши бестолковые речи.
Среди прочих я увидел и старых приятелей. Близнецы Ленне и Нэнне сидели смирненько, их кривоносые лица прямо-таки источали зависть, они жадно смотрели на наши серебряные браслеты, на цепи и кольца. Инго, некогда прилюдно опозоривший меня на тренировке у Хакана, так и остался на второй руне. Такой слабак не стоит ни поединка, ни насмешки.
Из всех, над кем некогда измывался я и кто потом измывался надо мной, уважения заслуживал лишь Даг. Он единственный никому не завидовал и держался выбранного пути. Каким бы заплечным он стал!
Я сел недалеко от отца и со вздохом взглянул на Тулле. Тот, верный своему долгу, старался держаться поблизости от хёвдинга. Мы словно поменялись местами: раньше я присматривал за ним, а теперь он присматривает за Альриком. И я остался без заплечного и без друга.
Пир уже начался, как в зал вошел тощий, как высушенная селедка, Эмануэль. Он ни капли не изменился с нашей последней встречи. Медленно жрец Мамира обошел все столы, затем, подобрав лохмотья, втиснулся между мной и Живодером и сказал:
— Каких интересных людей ты привел в Сторбаш!
Отец, который уже поднялся, чтобы произнести приветственную речь, спросил:
— А что такое? Чем они интересны для тебя?
Жрец указал костлявым пальцем на Тулле.
— Жрец.
Перевел его на Альрика.
— Бездна.
И в конце ткнул в Живодера.
— Почитатель Бездны.
Сидевшие возле хёвдинга невольно подались в стороны. Эмануэль хрипло рассмеялся.
— Не бойтесь, славные люди! Жрец бдит, сторожит Бездну, не дает ей вырваться наружу.
Эрлинг осуждающе покачал головой, поднял рог с медовухой.
— Давно у нас не было достойного повода для пиршества, давно мы не собирались в тингхусе! Сегодня у нас несколько причин для радости. Первая — вернулся мой сын, мой первенец Кай! И сегодня мы услышим, какие подвиги он совершил, чтобы к своим годам стать хускарлом! Вторая — впервые за долгое время в нашу пристань вошел корабль! При помощи Альрика и его хирда мы сумеем прогнать тех уродов, что мешают пройти в Сторбаш. |