Утро выдалось такое же гнусное, как в вечер. Шел снег, завывала вьюга, а на табурете посреди комнаты добавляя в лужицу свежую дозу талой воды, сидел Подмухин.

— Ну? — спросил он.

— Что «ну»? — с омерзением отозвался Тимофеев, кутаясь в одеяло. — Баранки гну! Там, на столе…

Подмухин сорвался с места и набросился на детектор. Несвязно бормоча под нос, он нацепил куда попало датчики и щелкнул тумблером.

— Почему здесь линия? — с неудовольствием осведомился он.

— Потому что ты не онлайнер, — позлорадствовал Тимофеев. — Иначе была бы синусоида.

— Непонятно, — объявил Подмухин. — Как этот хлам работает? Я ожидал, что будет система тестов, анкетирование, а здесь какая-то керосинка с экраном…

— На фиг сдались эти твои тесты! — огрызнулся Тимофеев. — Перевод целлюлозы, напрасная трата времени, достаточно выяснить, способен ли объект увидеть брата по разуму, например, в этой конструкции, детектор как раз и предназначен для того, чтобы регистрировать положительные эмоции по отношению к себе. Ты не годишься, по эмоции по отношению к себе. Ты не годишься, потому что для тебя это всего лишь керогаз и ничего более. И в Цыпе ты видишь только металлический короб, набитый интегральными схемами. И все вы там такие…

— А ты сам?

— Я тоже не онлайнер. Для меня любой прибор, любая железка — лишь исходный материал для постройки нового прибора. Надо искать…

— Надо искать! — уныло передразнил Подмухин. — А ты можешь вообразить, что где-то в мире существует идиот, способный воспылать братскими чувствами к этому куску ржавого лома?

Тимофеев задумчиво посмотрел на керогаз. «И в самом деле, не перегнул ли я палку?» — подумалось ему. Но в эту минуту сомнений распахнулась дверь, и на пороге возник Лелик Сегал, в своем куцем полушубке разительно напоминавший снежную бабу.

— Салют, мужики, — сказал он сдержанно и замер, привалившись к стене.

Лелик, в естественном состоянии болтливый и нагловатый мальчик из джинсово-кордовой прослойки студенчества, этим утром был на диво тих и пристоен. Это объяснялось его подавленным настроением. В компанию из двух сосудов мировой скорби добавился третий.

— Зачем пришел? — не слишком-то гостеприимно спросил Тимофеев.

— Витек, — грустно промолвил Лелик. — У меня несчастье.

— У меня тоже, — тяжко вздохнул Тимофеев.

— И у меня, — вставил со своего табурета Подмухин.

Все замолчали. Всем хотелось лечь куда придется и умереть. Всем хотелось, чтобы поскорее кончилось это холодное заснеженное утро, а с ним и зима, а с ней — и полоса неудач.

— Барахло твой прибор, — нарушил тишину Подмухин. — В принципе, барахло. А сам ты…

— Это что? — с печалью в голосе поинтересовался Лелик.

— Онлайн-детектор, — обронил Тимофеев. — А чуть левее — кандидат наук Подмухин.

— А-а… — с уважением сказал Лелик.

Он чуть отклеился от стены, оставив на ней сырое пятно талого снега, протянул руку и задел пальцем свисавший со стола датчик, просто так — без задней мысли, не преследуя никакой иной цели, кроме шалости.