Их хижины, построенные
из ила и морских трав, лепились к скалам, как гнезда ласточек. У них не
было ни правителей, ни богов; они жили скопом, голые, слабые и, вместе с
тем, свирепые, испокон веков ненавистные народу за свою нечистую пищу.
Часовые заметили однажды, как все они исчезли.
Наконец, члены Великого совета приняли решение. Они явились в лагерь
наемников, как соседи, без ожерелий и поясов, в открытых сандалиях. Они
шли спокойным шагом, кланяясь начальникам, останавливаясь, чтобы
поговорить с солдатами, заявляя, что теперь со всем покончено и все их
требования будут удовлетворены.
Многие из них впервые видели лагерь наемников. Вместо суеты, которой
они ожидали, в лагере царил и порядок, и грозное молчание. Вал укрывал
войско за высокой стеной, неприступной для катапульт. Улицы внутри лагеря
были политы свежей водой; из отверстий в палатках выглядывали горевшие во
мраке дикие взоры. Связки пик и развешенное оружие ослепляли своим
блеском, как зеркала. Пришедшие говорили между собой вполголоса. Они
боялись задеть и опрокинуть что-нибудь своими длинными одеждами.
Солдаты стали требовать съестных припасов, обязуясь уплатить за них из
тех денег, что были им должны.
Им послали быков, баранов, цесарок, сушеные плоды, волчьи бобы и
копченую скумбрию, ту превосходную скумбрию, которую Карфаген отправлял во
все порты. Но солдаты глядели с пренебрежением на великолепный скот и
нарочно хулили соблазнявшие их припасы; они предлагали за барана стоимость
голубя, а за трех коз - цену одного гранатового яблока. Пожиратели
нечистой пищи выступали в качестве оценщиков и заявляли, что их
обманывают. Тогда наемники обнажали мечи, угрожая резней.
Посланцы Великого совета записывали, за сколько лет службы следовало
заплатить каждому солдату. Но никак нельзя было установить, сколько взято
было на службу наемников, и старейшины пришли в ужас, когда выяснилось,
какую огромную сумму они должны уплатить. Пришлось бы продать запасы
сильфия и обложить податью торговые города. Но тем временем наемники
потеряли бы терпение; Тунис уже перешел на их сторону. Богатые, оглушенные
неистовством Ганнона и попреками его товарища, советовали горожанам сейчас
же отправиться каждому к знакомому ему варвару, чтобы вновь завоевать его
расположение дружескими словами. Такое доверие должно было успокоить
наемников.
Купцы, писцы, рабочие из арсенала, целые семьи отправились к варварам.
Наемники впускали к себе всех карфагенян, но только через один вход, и
такой узкий, что в нем едва могли поместиться рядом четыре человека.
Спендий ждал их у ограды и подвергал всех внимательному обыску. Мато, стоя
против него, рассматривал толпу, стремясь найти в ней кого-нибудь, кого
он, быть может, видел у Саламбо.
Лагерь похож был на город - столько там было людей и оживления. Две
разные толпы смешивались в нем, отнюдь не сливаясь; одна была в полотняных
или шерстяных одеждах, в войлочных шапках, похожих на еловые шишки, а
другая - в латах и шлемах. |