- Не знаю уж, как он улизнул от моих людей, а зачем ему понадобилось за нами
следовать - и знать того не хочу. Поймаю и...
Он стал прикидывать про себя, что надлежало сделать с бесстыдным
ослушником, не уважившим приказа, но Волкодав покачал головой:
- Не о нем речь. Их много, и мысли у них не самые дружелюбные.
От "косатки" их с Винитаром отделяло целое утро весьма упорной ходьбы.
Отсюда корабль нельзя было даже увидеть, не то что рассчитывать на подмогу.
С таким же успехом "косатка" могла бы находиться вовсе у другого берега
моря. Винитар не стал затравленно озираться, выискивая врага. Лишь спросил,
усмехаясь углом рта:
- Об их мыслях тоже твой зверек тебе рассказал?
- Нет. Сам чувствую.
- Раньше, - задумчиво проговорил Винитар, - ты, насколько я тебя помню,
ответил бы как-нибудь так: "Может, и рассказал"... Изменился ты, кровник.
Волкодав хмыкнул:
- Может, и изменился...
Они почти весело переглянулись и снова зашагали вперед, обходя
мертвенно-синеватый глиняный наплыв, поглотивший чудо Звездной долины.
И неоткуда было знать им (а жаль: узнав, оба от души посмеялись бы),
что далеко за морем, измеренным и преодоленным "косаткой", посреди
континента, называемого Шо-Ситайном, хорошо знакомый им обоим Избранный
Ученик Хономер боролся с весьма сходными трудностями. Разве что в раскисшей
грязи скользили не его ноги в сапогах, а копыта коня.
Он не был бы Избранным Учеником, предводителем тин-виленского жречества
Близнецов, если бы не умел принимать решения, а потом вызывать к жизни
задуманное, напряжением: духовных и плотских сил давая бытие небывалому.
Постановив самолично осмотреть языческую кумирню, внушавшую столь недолжное
чувство почтения иным собратьям по вере, Хономер, же мешкая долго, велел
единственному оставшемуся здоровым "кромешнику" собрать припасы и десяток
надежных людей - и двинулся на Заоблачный кряж. Он всегда был легок на
подъем.
Его караван ничем не напоминал нищий поезд горцев-итигулов, отбывший
туда же несколькими седмицами ранее. Тот и поездом-то едва ли заслуживал
называться: так, несколько мохнатых лошадок с вьюками и одна под седлом -
для старца Кроймала. И пешие дикари. Со своими собаками...
Что ж, пусть двое Учеников, явившие в Кондаре столь прискорбно малое
рвение, путешествуют в убожестве и лишениях, как пристало вероотступникам -
либо опасно приблизившимся к отступничеству и потому скрывающимся от
праведных единоверцев. Он, Хономер, намерен был совершить эту поездку совсем
по-другому. Нет, не то чтобы его пугали ночевки на пыльных войлоках, в
горских палатках из волос дикого быка, сквозь черную ткань которых
просвечивает ночное небо и поддувают стылые ветры. Когда весной они скрытно,
иными дорогами, следовали за Волкодавом, Хономеру доводилось спать и под
открытым небом, на прихваченной последними заморозками земле, и вовсе в
седле, и попросту обходиться без сна. |