3

Нарре Скиг бросил на стол второй рулль. Перед нами развернулась картина разрушенной и выжженной земли. По следам потухших пожаров понятно, что прошло некоторое время после событий из предыдущего умобраза.

Группы оборванных людей шныряют по развалинам, испуганно озираясь. Тощая мать пытается накормить ребёнка горелым плодом, потерявшим всякий вид. Заталкивает уголёк в его ротик, ребёнок кричит, отталкивая слабыми ручками. Заросший бородой мужчина сидит на корточках и гложет лошадиную кость, найденную в золе.

В небе роятся драконы. Люди пугливо поглядывают на них, но не прекращают отчаянного поиска хоть какой-то еды.

— Дело не в том, что Триединый был злым, а не добрым, — пояснил Лорт-и-Морт. — А в том, что он достиг таких вершин слияния с магическими струнами, что нарушение баланса в любую сторону от пустоты стало единственным способом его жизни. Он убивал, чтобы не быть самому убитым Вселенной.

— То есть Вселенная стала существовать не по своим законам, а по прихоти бывшего человека? — спросила я.

— Можно и так сказать.

— То есть Триединый мог бы поддерживать свою жизнь, творя не разрушение, но созидание?

— Хо-хо, — Лорт-и-Морт провёл рукой над умобразом. — Так он тоже делал.

Умобраз сменил вид.

Вместо разрухи на нашем столе возник великолепный город. Я не была в Химмеле, столицы Родины, но видела иллюстрации в журналах или тех же ярмарочных умобразах, повествующих о жизни в столице. Этот древний город превосходил великолепием не только Химмель, но вообще все великие города Голдивара современности вместе взятые.

— Ох, — выдохнула Аделла Лью. Как и все номасийцы она млела при виде украшений, дорогой одежды и невероятной архитектуры.

— М-м, неужели это тоже дело рук Триединого?

Лица жителей города светятся счастьем. Мать срывает сочный плод с какого-то куста в городском парке и протягивает ребёнку. Тот смеётся и хватает еду сильными ручками… В небе так же роятся драконы, но теперь на их спинах закреплены украшенные золотыми узорами кабины. В некоторых кабинках нет стен и видно, что на кушетках и коврах лежат люди. Они смеются, слушают музыкальные рулли… Поглядывают вниз, на городское великолепие. Вокруг города расстилаются поля, на которых работают слоггеры. Одни тянут плуги, другие копают каналы для сложной системы мелиорации.

— Золотой век… — сказала я. — Каким он изображён в своде религиозных текстов о Триедином…

Умобраз перемещается к Триединому. Он в таком же плаще с капюшоном, скрывающем лицо, но из белой ткани, расшитой зелёными растительными узорами. Вокруг толпятся подданные. Подходит человек, держась за пораненную руку. Триединый прикасается к ране, и она мгновенно затягивается.

— И так целый век, — сказал Лорт-и-Морт. — Пока Триединый не вынужден снова переместить баланс в сторону разрушения…

Умобраз меняется: на обгорелые городские стены лезут полчища слоггеров, а драконы поливают людей огнём…

— И так далее и в том же духе, — сказал Лорт-и-Морт и свернул рулль. — Теперь вы понимаете, почему Триединого нельзя назвать злым?

— Потому что мы выбрали поклонение его доброй стороне? — спросила я.

— Хо-хо, Бленда, вовсе нет. Мы, маги, решили утаить от народу правду о его разрушительной деятельности, оставив только созидательную.

— Почему?

— Потому что мы, маги, уничтожили Триединого.