Каждым своим движением они давали понять, что действия Верховного лорда беззаконны и что при
случае они с удовольствием ему это припомнят.
Многие консерваторы смотрели на Верховного лорда с откровенной симпатией. Мистер Болдмин отсутствовал, но сэр Остин Чемберленд стоял с леди
Аспер, говорил ей что-то и с улыбкой поглядывал по сторонам, а она, увидев, как расправились с Уокстоном, восторженно захлопала в ладоши. Она,
видно, рада была бы, чтобы и другие лейбористы ввязались в драку и тоже получили по заслугам, и была очень разочарована, когда этого не
случилось.
Мистер Эмери, славный защитник империализма, взобрался на скамью, чтобы лучше видеть, и, улыбаясь до ушей, то и дело поднимал руку, точно
благословлял происходящее. Он уже знал, что внесен в список советников Верховного лорда. Верховный лорд, весьма чувствительный к подобным
деталям, вдруг заметил, что оппозиция приветствует его. Он выпрямился во весь рост и с важностью поклонился.
- Не пора ли по домам? - крикнул кто-то, и крик прокатился по коридорам. Сей освященный веками клич возвестил о роспуске парламента, как
возвещал о конце последнего акта этого представления уже пятьсот раз.
Верховный лорд оказался в живописной галерее, ведущей из палаты общин в палату лордов. Кто-то съежился здесь на стуле и тихо всхлипывал. Он
поднял голову, и Владыка Дух узнал лорда Кейто, в недавнем прошлом сэра Уилфрида Джеймсона Джикса.
- Это должен был сделать я, - шептал сэр Уилфрид, - я давно уже должен был это сделать.
Потом врожденное великодушие взяло верх, и, смахнув слезу, он поднялся и искренне, по-братски протянул руку Верховному лорду.
- Теперь вы должны помочь мне ради блага Англии, - сказал Верховный лорд.
3. КАК ЛОНДОН ПРИНЯЛ НОВОСТИ
В этот памятный майский вечер весь Лондон разинул рот от удивления.
Когда сгустились сумерки и световые рекламы засияли ярче, поздние вечерние выпуски газет сообщили первые подробности государственного
переворота, и началось паломничество к Вестминстеру. Толпы народа, мирно настроенные и не чинившие никаких беспорядков, все прибывали, и наряды
полиции, которая вне дворца действовала еще по всем правилам, были усилены. Кое-кто из Пимлико и Челси раскипятился было, но им не дали воли. В
Веллингтонских казармах гвардия стояла в боевой готовности, была усилена охрана Букингемского дворца, но монархии ничто не угрожало, и
вооруженного вмешательства не потребовалось. Никто из власть имущих не пытался использовать войска против Верховного Владыки, а если бы и
попытались, весьма сомнительно, чтобы офицеры, особенно младшие офицеры, подчинились такому приказу. Со времен Карафского мятежа власть
политиков над армией уже не была неограниченной.
Изгнанные парламентарии выходили на улицу из многочисленных дверей, и каждому оказывали прием в меру его известности и популярности.
Большинству весело сочувствовали. Когда кого-нибудь узнавали, кричали вдогонку: а вот и старина такой-то. Женщин ласково окликали просто по
имени, если знали таковое.
Многие члены парламента ушли незамеченными. В Англии и думать забыли, что парламентарии - слуги и представители народа. Они были просто
людьми, которые прежде "вошли в парламент", а теперь их оттуда выставили. Когда немного погодя на улицу вышли сам Верховный лорд и главари Лиги
верховного долга, их встретили не то чтобы с восторгом, но с молчаливым вниманием. |