Изменить размер шрифта - +
Но почему нельзя было позвонить мне заранее, чтобы я поставила в печь жаркое к вашему приходу? Теперь уже поздно это делать. Есть только яйца и ветчина, и я даже слушать не стану претензии инспектора.

Эллери Квин улыбнулся.

— Отец не приедет к ужину, а я уже поел.

— Ах, вы уже поели? А я уже разбила яйца! Славные у вас манеры, ничего не скажешь!

— Анни, отец, я вижу, был прав.

— Что вы имеете в виду, мистер Эллери?

— Он сказал, что вы чересчур много поработали в последнее время, очень устали, и вам надо чуточку отдохнуть. Он просто настаивает, чтобы вы ушли в отпуск.

— Но ведь я всего полгода как была в отпуске! — запротестовала Анни.

— Не имеет значения. Отец велел, чтобы уже завтра утром вас здесь не было. И послезавтра и через три дня. Отдых пойдет вам на пользу.

Эллери извлек из бумажника несколько купюр и чуть ли не насильно всучил их Анни.

— Ну вот еще! Зачем? — в великом смущении проговорила Анни.

— Здесь плата за неделю. И всю эту неделю мы не желаем вас видеть, Анни. Словом, отдохните на славу.

— Невиданное дело! — сказала Анни, но уже улыбаясь.

— Все, и чтоб духу вашего здесь не было! Марш прямо сейчас.

— Но ведь яйца, мистер Эллери…

— Это уже моя забота.

Всего через несколько минут, отведенных Анни на переодевание, Эллери выставил ее за дверь и запер за ней. После чего вздохнул с облегчением и пошел к себе в кабинет.

И замер на пороге. Положив под голову его голубой домашний халат и уронив на пол его последнюю книгу, Никки Портер спала на кушетке сном праведницы. Бежевая соломенная шляпка была надвинута на один глаз. Другой глаз сразу широко раскрылся, стоило Эллери войти в комнату.

— Приветствую вас, о мой герой! — Она села. — Без вас время тянулось столь медленно.

— Вы устали? — спросил он сочувственно.

— Нет, — отмахнулась она. — Просто стала читать вашу последнюю книгу, и она подействовала на меня что твое снотворное. Мухи на лету засыпают — какая скука! Впрочем, какие новости?

— Никаких, если не считать, что объявили общин розыск одной страшно остроумной девицы с каштановыми волосами и курносым носом, — любезным топом сказал он.

Он ожидал, что при этом известии она как-то выдаст свой страх. Но она лишь спокойно поглядела на часы.

— Ничего удивительного, потому что уже почти полвосьмого.

— Не понимаю! — Эллери сел в кресло за письменным столом, положил на него ноги и принялся качать носком правого ботинка. — Что значит — ничего удивительного?

— Ничего удивительного, что я нервничаю и расстроилась. Ведь у меня после завтрака маковой росинки во рту не было.

— У меня тоже.

— И что вы намерены делать?

— Если вы не против, можно поджарить тосты и сварить кофе. А к нему яичницу.

— Готовить придется мне? — спросила она с ужасом.

Эллери Квин глянул на нее с любопытством.

— Вот как? Вы что же, не умеете готовить?

— Разумеется, нет. Я же писательница, а не повариха.

— Ну что же, может, это даже к лучшему.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать — хорошо, что вы не умеете готовить. Если бы оказалось, что вы умеете готовить так же, как писать детективы…

Он засмеялся.

— Вы, собственно, всегда сидите в такой неудобной позе — ноги выше головы? — осведомилась она ледяным тоном.

Быстрый переход