Никки нигде нет. Кровать заправлена. Все в безупречном порядке. Он распахнул двери степного шкафа. Никого. Он остановился у кровати, лихорадочно размышляя.
Конечно, она сбежала ночью. Решила сделать его козлом отпущения. Велье был прав. Каким дураком он оказался!
— Пст!
Эллери за что-то зацепился и поглядел вниз.
— Пст!
Маленькая рука с ярко-красными наманикюренными ногтями появилась из-под кровати и схватила его за штаны.
— Все в порядке? — шепнула Никки.
Он поспешил закрыть дверь в спальню.
— Да.
Никки вылезла из-под кровати. Она надела его белую шелковую пижаму, в которой спокойно могли поместиться по меньшей мере две девушки ее размеров.
Эллери засмеялся.
— Что тут смешного? — спросила она, выволакивая из-под кровати свой чемодан.
— Поглядите в зеркало — поймете.
— Поглядите-ка лучше сами. Вы что, бросили бриться? Настоящий кактус.
— Советую вам переодеться, — сказал он. — Я дам знать, когда отец уйдет из дому.
Выйдя в коридор., Эллери к удивлению своему услыхал в гостиной голос доктора Праути.
— Ха! Ну я просто не мог отказать себе в удовольствии лично сообщить вам эту новость и поглядеть на выражение вашего лица. Я специально приехал.
В гостиной Эллери застал не только полицейского врача, но и сержанта Велье. Велье, пребывая в некотором смущении, поглядывал на шефа, который стоял перед ним в нижней рубахе и брюках со свисающими подтяжками. Физиономия Праути, наоборот, выражала что угодно, только не смущение. Казалось, он в первый раз в жизни веселился от всей души, хохоча во все горло и закидывая при этом голову.
— Ха! Ха! Ха!
— Прекратите ваши глупые смешки, — сказал инспектор раздраженно, — и расскажите мне толком, что показало вскрытие.
— Инспектор! — с трудом перевел дыхание Праути. — Вы не будете иметь ничего против, если я буду называть вас инспектором, инспектор? Или будете? Итак, инспектор, я специально приехал сюда, чтобы сообщить вам эту новость лично. Значит, на вилле у Браунов отравился осел, да? Это, случайно, были не вы? А?
Инспектор повернулся к сержанту.
— Он что, пьян?
У Велье был такой вид, будто он вот-вот разрыдается.
— Нет, сэр. Неприятная история, сэр.
— Послушайте, инспектор Квин, — продолжал Праути. — Я сегодня встал в шесть утра, проклиная все на свете. Я потащился в морг. Я натянул халат, резиновые перчатки и велел своим людям везти каталку с трупом. Они привезли ее, покрытую простыней. Каталка всю ночь простояла в холодильнике. Я снимаю простыню, и что же вижу, инспектор? Что открывается моему пораженному взору?
Праути сделал эффектную паузу.
— Ну, короче, что же вы там увидели? Говорите же!
— Статую! Гипсовую статую! Ха! Ха! Ха!
— Секундочку, — перебил его инспектор Квин. — Я что-то ничего не пойму из того, что он тут говорит.
— Дик, друг мой, как вас провели! Велье говорит, что это гипсовая статуя Брауна, которая стояла в нише у его кабинета.
Инспектор Квин повернулся к сержанту.
— Это правда? — спросил он спокойно.
Велье побледнел как мел, откашлялся и сказал:
— Так точно, сэр. Я глазам своим не поверил, но все именно так, как говорит доктор. Я сейчас же позвонил в санаторий. Флинт еще дежурит там. Он говорит, что статуя из ниши исчезла, — разумеется, раз она лежит в морге. Один бог ведает, куда делся труп.
— Но…
На целую минуту в комнате воцарилось молчание. |