Изменить размер шрифта - +
Дашка начала размахивать ручками, и Белецкий осторожно достал её из кроватки, тихонько прижал к себе, вдыхая запах молока, детской присыпки и чего то невероятно нежного и сладкого.

  И кто это у нас тут папе радуется?   спросил он весело, когда понял, что ребёнок не собирается орать или истерить   наоборот, вполне комфортно чувствует себя в его обществе. Девочке, похоже, нравился сам звук его голоса, и она послушно и доверчиво замерла на его руках.

Анжелка взглянула на Белецкого косо, с явным неодобрением.

  Ты не особо то в роль вживайся, "папа",   хмуро буркнула она.   Расслабься, никто не требует от тебя подобных подвигов.

  Я совершенно не против, если она будет звать меня папой, когда подрастёт,   возразил он.   Даже, в некотором роде, почту за честь. Тем более, что по документам это и моя дочь тоже. Дарья Александровна Белецкая....

Климова вдруг разъярилась, как бешеная тигрица:

  Положи ребёнка в кроватку! Приучишь к рукам, добрый ты наш, а мне потом что   сдохнуть, если она всё время будет на ручки проситься?!

Белецкий не стал спорить и осторожно опустил девочку обратно. Дашка тут же свела светленькие бровки горестным домиком, нижняя губка трогательно затряслась   и малышка расплакалась. Резануло по сердцу   неожиданно, больно... Оказывается, он совершенно не мог выносить детский плач. Он готов был сделать всё, что угодно, лишь бы Дашка успокоилась.

 

Теперь он просыпался ночами, заслышав, как плачет девочка в соседней комнате. Лежал и прислушивался к доносившимся оттуда звукам   вот Анжелка встаёт, пытается успокоить или укачать малышку, вот напевает какую то незатейливую колыбельную... и засыпал он только после того, как и там наступала блаженная тишина. А наступала она далеко не сразу. Пришлось пережить все прелести ночной жизни с младенцем   "колики газики зубки". Иной раз он слышал, как уложив ребёнка, Анжелка сама тихонько всхлипывает в подушку о чём то своём, личном, невысказанном, и мучился от того, что ничем не может ей помочь.

Однажды Дашка долго не могла успокоиться. Она плакала и плакала, буквально заходилась от крика. Белецкий не выдержал, вскочил с кровати и пошёл разбираться, в чём дело, хотя Климова не особо любила, когда он вторгался на её территорию.

Анжела спала. Свернувшись клубочком на кровати, прямо поверх одеяла   дрыхла без задних ног, как вконец измученный и обессилевший человек, и совершенно не реагировала на рыдания дочери.

Он осторожно потряс жену за плечо.

  Анжел... Дашка плачет. Наверное, голодная?

Климова приоткрыла глаза и выдохнула:

  Боже, у меня совсем нет сил... я так устала... Сашка, может покормишь её сам, а? На кухне есть и смесь, и бутылочка.

  А как кормить?   растерялся он.

  Там на упаковке всё подробно расписано... инструкция...   невнятно пробормотала она, снова моментально уплывая в сон.

Он справился. И накормил Дашку, и даже вымыл и переодел её потом, потому что обнаружил, что её ползунки и распашонка насквозь мокрые. Может быть, у него получилось не так ловко и не так быстро, как у Анжелки, но во всяком случае, сытая и сухая девочка, положенная в кроватку, вырубилась моментально.

Вот так постепенно он и становился Дашке настоящим отцом. Если поначалу это была просто выдуманная роль, которую он покорно играл, то мало помалу Белецкий и сам привязался к девочке, полюбил её, искренне считая своей дочерью. О том, что по крови они с ней чужие, не был в курсе никто, даже его мать   она не приняла бы неродную внучку. Тем более, к невестке она по прежнему не испытывала ни малейшей симпатии, а брак сына стоял у неё костью в горле.

Когда у Белецкого выпадали выходные, он брал коляску, бутылочку и уходил с Дашкой гулять.

Быстрый переход