Конан был человеком далеко не робким и не одного такого смельчака уже отправил на Серые Равнины за гораздо меньшее оскорбление, но сейчас решил не обращать внимания на забияк. Находясь в хорошем расположении духа, он налил себе очередную порцию вина и сделал добрый глоток. Ему было не до каких-то заморийцев, желающих потешить себя, — он размышлял о будущем.

— Не слышишь, придурок, что к тебе обращаются? — заорал Слон, упиваясь силой своего голоса.

В таверне вдруг стало тихо, и ответ киммерийца прозвучал негромко, но четко — так, что его тоже расслышали все присутствующие:

— Слышу, шелудивый шакал, но лучше бы ты закрыл свой гнилой рот, а то я помогу захлопнуть его — и надолго.

Это была неслыханная дерзость — подобным образом с одним из самых сильных людей в Шадизаре не осмеливался разговаривать никто. Все онемели; в наступившей тишине было слышно, как на кухне повар затачивает нож: вж-ж-жик, вж-ж-жик, вж-ж-жик… Киммериец, словно ничего не произошло, продолжал с невозмутимым спокойствием потягивать вино. Ошеломленный Слон явно не знал, что ему следует делать дальше.

В этот момент мальчишка с подносом вылетел из кухонных дверей и почтительно поставил блюдо с горячими бобами перед Слоном. Блюдо было таких размеров, что в нем запросто можно было приготовить похлебку человек на десять или выкупать ребенка. Это вывело Слона из состояния столбняка, и он со словами: «Ах ты, верблюжья задница, ну я тебе сейчас покажу» — схватил стоявший на столе кувшин с вином и с быстротой, какую трудно было предположить в столь грузном человеке, швырнул его в киммерийца.

Если бы кувшин попал кому-нибудь в голову, то это наполненное вином добротное медное изделие запросто проломило бы бедолаге череп. Однако с киммерийцем расправиться подобным образом было трудно. Он ловко пригнулся и, пока снаряд летел дальше к стене, уже был на ногах. Кувшин еще не успел удариться о стену, как варвар оказался рядом со столом, где сидел Слон с товарищами. Конан отшвырнул двух из них, расположившихся на ближней к нему скамье, чтобы освободить себе место, и, перегнувшись через стол, поймал в кулак воротник рубахи своего противника. Хватка у варвара была стальная. Опешивший разбойник успел только открыть рот, как его голова по самые уши погрузилась в блюдо с бобами. Бобы были горячими, как он и заказывал.

— Ну как, облезлая гиена, вкусно? — осведомился Конан, позволив ему вдохнуть воздуху, и снова, теперь еще глубже, воткнул его физиономию в любовно приготовленное лучшим поваром таверны кушанье. Слон пытался выпрямиться, опираясь руками о стол, но его противник оказался сильнее. Грабители сидели словно приклеенные к своим скамьям.

Варвар еще немного подержал голову толстяка среди бобов, а затем отпустил, хотя запросто мог добавить свой коронный удар по шее, и тогда Слон отправился бы гулять по Серым Равнинам.

— В следующий раз шевели мозгами, скотина, — посоветовал ему Конан, — если они у тебя есть, конечно, — добавил он, усмехнувшись.

С обожженным лицом, вымазанный соусом с прилипшими к нему бобами, едва дышавший разбойник являл собой нечто среднее между только что пойманной рыбой и огородным пугалом. От такого зрелища вся таверна, несмотря на страх перед Слоном, взорвалась громким хохотом. Киммериец тем временем возвратился на свое место и возобновил прерванное инцидентом занятие — потягивать вино из своей кружки. Наконец Слон пришел в себя, кое-как отер громадной пятерней бобы с лица и плюхнулся на лавку. Конан на всякий случай нащупал рукоятку своего кинжала, но продолжения не последовало. На счастье Слона дверь, ведущая во двор, отворилась, и в зал вошли Фархид с Ловкачом.

— Что за шум? — осведомился Фархид у ближайшего посетителя. Тот, давясь от смеха, пересказал ему происшедшее.