Крис Уэйнрайт. Сапфировый перстень
Глава первая
К вечеру Конан наконец добрался до шадизарских стен и башен. Перед ним на широкой равнине лежал прекрасный и порочный Город Негодяев — манящая и опасная цель его странствия. Здесь, в святилище Бела и в воровских кварталах Пустыньки, сбудется сокровенная мечта, согревавшая его долгими ночами в холодных гладиаторских казармах Халоги. Его обучат искусному и удачливому мастерству! Он станет вором — дерзким, умелым, лучшим из всех!
Уже смеркалось, и багровый Глаз Митры, склонявшийся к далеким отрогам Карпашских гор, золотил лишь зубчатые верхушки башен и купола храмов. Ворота, окованные широкими железными полосами, оказались закрытыми.
Если б на месте киммерийца был обыкновенный крестьянин или торговец, вряд ли он стал стучать в массивные створки в такое время и беспокоить стражу. У простого путника один лишь вид высоких стен привычно вызывал должное уважение — человек просто отошел бы от греха подальше за ближайший холм и скоротал там ночь, дрожа от холода и ожидая того времени, когда у вожделенных ворот начнут собираться торговцы овощами и живностью из ближайших селений, подойдут караваны из далеких стран — и стражники, опухшие от пьянства и бессонной ночи, проведенной за игрой в кости, лениво двинутся на свой пост.
Тогда разрешено будет путникам войти в город, но не бесплатно, ибо дань придется заплатить всем: и богатому караванщику, и бедному торговцу, и бродяге. Все, все должны раскошелиться на процветание прекраснейшего из городов Заморы! И еще не всякого впустят свирепые стражи — не понравится им кто-то своим видом, или мзда покажется недостаточной, не видать бедняге как своих ушей ни пышных храмов, ни богатых дворцов, ни шумного базара. Долго он будет вымаливать разрешение на вход, пока наконец, вдоволь натешившись его унижением и вытряхнув последнее из кошелька, ему дадут возможность войти в город. Как говорят мудрые, привратник на своем месте главней правителя, ибо тот далеко, а страж — вот он, рядом!
Конану, однако, рассуждать об этом было недосуг. Он не один день провел в пути, устал, несмотря на свою молодость и могучее здоровье, да и к тому же был страшно голоден — следовательно, зол и нетерпелив. Огромные и крепкие шадизарские врата не вызвали у него какого-либо уважения; он просто видел в них помеху на своем пути. Ни мгновения не раздумывая, Конан подошел вплотную и стукнул по обшарпанной доске. Удар могучего, как кувалда, кулака обрушился на створку, и дерево загудело подобно большому барабану под колотушкой глашатая.
— Кого еще Нергал принес в такое время? Эй, Кетаб, посмотри! Кетаб, сын пса, тебе сказано! Взгляни, кто там ломится в ворота! — Нехотя оторвавшись от кувшина с вином, старший стражник махнул рукой в сторону ворот.
Высокий тощий воин-замориец, недовольно ворча, поплелся в указанном направлении. Подойдя к воротам, он слегка отодвинул планку, закрывавшую смотровую щель. Возмутителем спокойствия оказался черноволосый высокий парень в потерявших всякий цвет лохмотьях; на поясе его висел кинжал, а из-за плеча виднелась рукоять меча. Стражник уже собирался послать бродягу подальше, но, встретившись с ним глазами, ощутил вдруг странную слабость в ногах. Стальной взгляд, словно пронизывавший насквозь, заставил заморийца поежиться от непонятного чувства страха, хоть он и был в полной безопасности за толстыми створками ворот. От этого юноши лет шестнадцати-семнадцати исходили сила и мощь, как от бойца, прошедшего сквозь множество битв.
— Ну, что ты там застрял? — нетерпеливо поинтересовался старший, видя, что Кетаб будто прирос к смотровой щели. Пока страж соображал, что ответить, начальник поднялся и, подойдя к воротам, встал рядом со своим воином.
— Ты что, язык проглотил? Дай я сам посмотрю! — Он плечом отодвинул Кетаба и приник к щели.
— Впусти-ка меня в город, отец доблести. |