А между тем у этого коновала дворец теперь не хуже моего, и гарем больше, и стражников целая армия, он может всегда входить к господину, да продлятся дни его в сладости и великолепии, а я только по его разрешению. Разве этого я заслужил, ни сна ни отдыха не зная в делах государственных? Но это еще не самое плохое, — вздохнул он, — донесли мне, что намеревается сей ничтожный сын шакала и гиены убрать меня с дороги. Как он это сделает: подошлет ли убийц или подсыплет яду, как почтеннейшему Чураку, мир его праху, один Нергал знает, но я не намерен ждать этого, как ягненок.

Видно было, что предмет, который излагал Конану советник, уже стал у него чем-то вроде зубной боли — и сказать этого никому не скажешь — от его сана до головы на колу путь короткий, если язык длинный, — и терпеть уже невмочь.

«Вот бы Замиру сюда, наверное, прослезилась бы от жалости, — усмехнулся про себя варвар, — хорош, что твой соловей. Как поет — заслушаешься».

— Слезами тут не поможешь, — словно прочитав его мысли, вздохнул советник, — а вот твое умение и сила пригодятся. Ты убьешь этого лекаришку.

Конан уже и сам понял, к чему клонит чернобородый. Да, влип он по самые уши, глубже некуда. Здесь пока не убили, так в другом месте быстренько восполнят это упущение.

— Что ж, на все воля Владыки Света, — спокойно ответил он. — Не пристало мне бояться лишней снесенной головы, да простят меня боги. Тем более если он такой шакал, каким ты его расписываешь.

— Вот это правильно, голова ему явно мешает. Вижу, что я в тебе не ошибся. Настоящего воина видно издалека, — подхватил советник. — Если сумеешь сделать это, озолочу.

Подумав немного, он продолжал:

— Выполнить это будет непросто, стражников у него много, всех не перебьешь. Даже ты не сумеешь, — с сожалением добавил он. — Однако у меня есть кое-какой план. Завтра в дом к этому ублюдку привезут кедровые бревна — он, видишь ли, хочет сделать беседку в саду на пятьдесят человек гостей! Такой у самого правителя нет, да продлятся дни его в здоровье и радости! Мои люди договорились с возчиками бревен, да и бревно выдолбленное уже приготовлено. Тебя провезут в нем во дворец, а ночью вылезешь — и считай, что полдела уже сделано. Мой слуга Гисан объяснит, как проникнуть в его спальню. Если тебе повезет, ты сможешь его убить.

— А как я выберусь из дворца обратно? — полюбопытствовал киммериец.

— Это дело твое, сам не маленький. Жить захочешь — придумаешь.

— А если я откажусь?

— Прикажу убить здесь. У тебя все равно нет выхода. Ты что, хочешь, чтобы твоя голова красовалась на главной площади? Или чтобы тебя связали и забили палками? Я ведь ничего не теряю. Тебя здесь никто не видел, кроме моих верных слуг. У тебя единственный путь — сделать, как я велю, и постараться уцелеть.

— А потом ты прикажешь меня убить кому-то из твоих слуг?

— Это будет не так-то легко сделать. Мне рассказывали, что кое-кто пытался, но ты ведь сидишь здесь живой и здоровый, что меня совершенно устраивает. Все в руках богов, но вижу, к тебе они благоволят. Вот почему я выбрал тебя для этого дела. Но чтобы не возникло сомнений, я награжу тебя, щедро награжу прямо сейчас.

— Клянусь милостями Митры, это очень благородно! — воскликнул Конан. — Ты, почтеннейший, вознаградишь меня еще до выполнения дела? Чем же?

— Воин ты доблестный, — усмехнулся хозяин, — но проверим, как у тебя с головой. Что может быть лучше монет и драгоценностей?

— Ну… — на секунду задумался киммериец, — помощь в бою, хороший совет…

— Ты почти у цели, — кивнул советник, — я тебе дам что-то вроде дружеского совета.