Интерлюдия 2

Как выехала штабная колонна из Киева, так и посыпались неприятности. Чуть не через двадцать километров от городской черты началось. То машина сломается, то радисты смотрят на свои железные ящики как баран на новые ворота и не могут сказать, почему связи нет. Кто-то сломал руку. Передовое охранение свернуло не туда. Мелкие комбатовские радости, от которых Тупиков давно отвык, навалились. Мыслимо ли дело: у него в отряде полковников больше чем сержантов. Пять сотен командиров в одну кучу собраны. Ну, и к ним три броневика, четыре сорокапятки и опять же четыре станковых пулемета.

Первый день прошли почти по плану. Василий Иванович про бумаги и овраги даже про себя уже давно не шутил. Хотя считал справедливой чью-то ругань на учениях, что с таким бестолковым воинством и воевать не надо – сами себя разобьют, лишь бы не мешал никто. Вот у него такого добра набралось много. Штабной работе все обучены, справляются. Да другое в штабе фронта и немыслимо. А вот на марше – совсем другое дело. Позабывали уже как ненужное. Ладно, способ привести в чувство даже гражданских известен. И на военных он тоже действует хорошо.

Пришлось Тупикову на вечернем построении рассказать подчиненным о необходимости правильного несения службы. Впечатлились отцы-командиры, наверное от внешне интеллигентного и обычно тихого начштаба такого не ждали. Ну и хорошо, значит, лучше дойдет.

А вот на второй день с утра началось. Во-первых, утром разведка донесла, что дорога на Пирятин перерезана немцами. Силы их выяснить не удалось, но точно не меньше батальона. И четыре танка впридачу. Пришлось выдвигаться по резервной дороге, на Куреньки.

Во-вторых, за ночь разогнало облака и такая комфортная сплошная низкая облачность уже не охраняла их сверху. И ближе к полудню над ними пролетел разведчик, а чтобы им это не показалось случайной встречей, «рама» вернулась и пролетела прямо над колонной.

Пришлось быстренько организовывать дневку в рощице. С такими силами на марше – всё равно что голому идти. Любое нападение, что с воздуха, что с земли будет равно смерти. Как стемнело, двинулись дальше.

К утру дошли до какой-то балки с рощицей по краям. Там и засели, собираясь переждать день. Как на беду, опять пролетела «рама». Хоть и один раз, но всё равно было неприятно. А ко всему этому, будто не хватало бед, посланная в ближайшую деревню разведка вернулась с неутешительными новостями: там стояли немцы. И сначала их было немного, до роты, но потом еще рота приехала на грузовиках, а с востока двигаются танки.

Надежда остаться незамеченными таяла. Похоже, все эти силы собрались по их души. Тут подошел подполковник Глебов, начальник оперативного отдела.

– Оборону заняли, Василий Иванович, по восточному и южному склону. Не знаю, сколько продержимся, но сдаваться никто не собирается.

– Вот и я не знаю, Иван Семенович, – ответил Тупиков. – Но мы же люди военные, так что давай, выполним наш долг до конца.

Высокопарных слов он не любил, оставляя это дело комиссарам. Это их работа, не его. Но сейчас, за считанные минуты до атаки, не было в них ни казенщины, ни тяжкой бравурности газетных передовиц. Долг – вон, на востоке, выдвигается тремя танками.

Но три – это только начало. Сначала их число доросло до девяти, а потом и до тринадцати. Большей частью Т-2, но и пять троек тоже нарисовались. Вся эта куча обросла тучками пехотинцев и двинулась на овраг. Поначалу нашим повезло и первыми же выстрелами из сорокапяток остановили два танка. И всё, на этом успехи кончились. Немцы продвигались постреливая. Появились первые раненые и убитые. Сколько их было, Тупиков не думал. Потом, всё потом, после боя… Если оно будет, это «после».

Вот одну пушку разменяли на еще два Т-2. Вроде и хороший размен, но когда твоя артиллерия уполовинена на треть, то нет.