Василий Иванович стал принимать доклады о потерях. Обстановку он и так видел, и бинокля не надо. Хреновые были дела, чуть не каждый пятый числился в убитых или тяжело раненых. Тех, кто хотя бы оружие в руках держать мог, не то что передвигаться, за потери не считали.

– Товарищ генерал-майор, надо атаковать! – это Рыков подбежал, дивизионный комиссар. – У них же ни горючего, ни боеприпасов не осталось! Сейчас прорвемся – и дорога открыта! Чего ждать, Василий Иванович? Налета? Так у них быстро с этим.

Тупиков посмотрел в бинокль на скопившихся немцев. И правда, ведь они тоже в атаке поистратились, а подмогу им не подвозили.

– Передайте Глебову, чтобы атаковали, – скрепя сердце, сказал он комиссару.

Тот умчался, иногда срываясь на бегу на крутых склонах оврага.

В атаку поднялись все, кто мог. Странно было видеть майоров и подполковников бок о бок с рядовыми красноармейцами. Они и пошли, без киношных воплей, молча, пригнувшись. Понятное дело, незамеченными их действия не остались. Немцы быстро организовали оборону и оказалось, что с боеприпасами у них всё же намного лучше, чем того хотелось. Потому и до штыковой дело не дошло, продвинулись от силы метров на четыреста, а потом пришлось и отход командовать.

Вот тут и прилетел этот шальной снаряд, когда Василий Иванович встал, чтобы получше посмотреть как идет бой. Он рванул чуть в стороне, как всегда, внезапно, и Тупиков тут же рухнул, подкошенный осколком, стукнувшим его по голени. «Даже свиста не услышал», – успел подумать он перед тем как его накрыла волна боли.

Вокруг засуетились, кто-то, наверное Бурмистенко, позвал медиков. Пока прибежал фельдшер, кто-то успел разрезать и стащить сапог. Впрочем, во время перевязки всё уже вроде как начало устаканиваться. Если сначала было очень плохо, то к моменту, когда тот достал из чемоданчика ампулу с шприцем, стало просто плохо. Терпимо, короче.

– Ты что мне колоть собрался? – спросил Василий Иванович у медика, стараясь не стонать.

– Морфий, товарищ ге…

– Ты чем думаешь? Как я командовать буду с дурной головой? Иди, на бойцов раненых потратишь.

Через какой-то час немцы опять навели шороху. Подтащили минометы, подъехали еще танки. Ну, и артиллерия дала прочухаться, как без этого. От таких сюрпризов Тупиков о ноге и думать перестал. Все начали отходить вглубь оврага. А фашисты за ними и не полезли. Видать, последнее притащили и боялись, что этот натиск может оказаться для них проигрышным.

Так и простояли до вечера, когда казалось, что на сегодня уже всё, отложат атаки до завтра. Но то ли там на месте был кто-то упрямее остальных, то ли сверху приказали закончить одним днем, но уже почти в сумерках пришлось отражать еще одну атаку. Вяленькую, будто уставшие за день солдаты неприятеля не очень-то и стремились к победе, а просто отбывали номер.

Тупиков слышал, лежа на нарубленном для него лапнике, как фашисты откатываются назад. Слабость была такая, что и голову поднять не смог. Вдруг что-то ударило в грудь, да так больно, что враз перехватило дыхание и потемнело в глазах. Кто-то рядом крикнул: «Командующего ранило!» и перед тем как скатиться в черноту, начальник штаба Юго-Западного фронта успел подумать: «Чего кричат? Ведь командующий – я».

* * *

К вечеру стрельба и взрывы с запада утихли и вскоре потянулись первые немцы. Сначала разведгруппы, рыскающие по улицам как мыши, потом передовое охранение, ну и за ними основные силы.