Возле какого-то лесочка Буряков свернул с дороги и поехал к видневшейся неподалеку речушке.

– Надо отдохнуть немного, перекусить, – сказал Буряков, останавливая мотоцикл в тени деревьев.

Запасливый парень оказался наш сопровождающий, я даже и не заметил, как он в Шепетовке добыл еды на дорогу.

Я слез с заднего сиденья и помог Вере выбраться из коляски. Оказалось, припасы лежат у нее в ногах. Да и где им еще быть в таком транспорте? Когда доставал, наткнулся на гранатную сумку. Ого, противотанковые, РПГ-40, серьезная штука.

– Что это вы, еще и истребители танков? – спросил я, показывая Бурякову гранаты.

– Да нет, – замялся он, – Это Шепелев, он их за собой таскал, нравилось ему, чтобы побольше.

Первым делом я пошел к речушке (или широкому ручью – тут уж кому как нравится) и с удовольствием умылся. Пыль с дороги аж на зубах скрипела, а из носа ее комками можно было вытаскивать. Тут же рядом со мной пристроились и остальные участники мотопробега Шепетовка – Житомир, точно так же смывая пот и пыль со своих лиц и рук.

На обед нам досталось с полкило ливерной колбасы, краюха ржаного хлеба, три кривоватых огурца и вода в фляжке. Предположим, вода у меня тоже была, но вот с остальным возникли бы трудности. Так что немудреный перекус оказался как раз кстати.

После еды лейтенант предложил немного отдохнуть, а мы с Верой спорить не стали – возвращаться на дорогу не хотелось никому. Так что мы сели в тенечке и вытянули ноги.

– А вы откуда родом, товарищ лейтенант? – спросила Вера. – Не из Москвы? Разговариваете по-тамошнему.

– Акаю?

– И смягчаете. Ш вместо Ч в словах проскальзывает.

– Из нее самой, – не стал отказываться Буряков. – Хотя родился в Башкирии. Мы переехали в столицу, когда я маленький еще был, так что рос уже в Москве.

То-то я думаю, откуда в тебе гонору столько? А ты, лейтенант, наверняка сын больших родителей. Лет тебе на вид не очень много, около двадцати пяти. Значит, родился ты в году пятнадцатом, ну, плюс-минус. И в детстве в Москву родители переехали. Небось, партийные начальники. Или спецы.

– Это сразу после революции, значит? – решил уточнить я.

– Что? – растерянно переспросил Буряков.

– Родители перебрались в столицу когда?

– А, вы про это? Да, как только правительство из Ленинграда переехало, ну, тогда еще Петрограда, так отца и вызвали. Мы долго в «Метрополе» жили, потом родителям квартиру дали.

Так и есть, угадал я. А папаша, значит, пережил все чистки и посадки, которых там, наверху, совсем немало случилось. Хитрый оказался, живучий.

Буряков расслабился, видно было, что вспоминать про семью ему приятно. Куда и делась та въедливая противность, которая так и лезла из него на допросе. И ухмылочка его презрительной уже не казалась. Вроде бы хороший парень, свой в доску. Только нельзя ни на секунду забывать, что в случае чего этот симпатяга под расстрел подведет и сам же исполнит, не задумываясь. С таким откровенничать никак нельзя. Лучше помолчу, целее буду.

Похоже, и Вера придерживалась того же мнения. Рассказала пару смешных случаев из медицинской практики, а больше молчала. Да и лейтенант вскоре перестал излагать свою биографию. Видать, на минуту расслабился, как это со случайными попутчиками бывает, а после спохватился.

Так что вскорости мы снова вернулись на забитую в обе стороны дорогу и продолжили пробираться к Житомиру.

* * *

Городу, конечно, досталось. Нам надо было ехать мимо железнодорожного вокзала, от здания которого остались руины.