– Товарищ мой, Шмуль Лазаревич, рассказывал, что году в двадцать пятом Советы хотели купить зерно за границей. И платили золотыми Сеятелями. Но где заграница, а где Сеятель! Там же такие страшные серпы да молоты на реверсе, не брали буржуи. И Гирш Зиновьев, умная еврейская голова, велел чеканить царские червонцы. Штемпели на монетных дворах сохранились, но у этих шлимазлов голова Николая почему-то получались больше, чем на царских.

– И что же? Заметили капиталисты?

– Какое там, – махнул рукой ювелир. – Взяли как миленькие.

* * *

Павловский не подвел. Продуктов достал просто кучу. Наверное, сказался большой опыт организатора. Глядя на всё это великолепие, лежащее на столе, я стоял и думал, как всё это перетащить в общежитие. Майор моих трудностей не замечал, и только продолжал перечислять:

– Вот тут сало соленое, больше килограмма, это колбаска домашняя, два кило, огурчики, это без счета, картошка, само собой, ведра, надеюсь, хватит, цыбулька зеленая, петрушечка…

– Сан Саныч, – оборвал я это перечисление, которое голодного человека могло просто привести к смерти из-за того, что он захлебнется слюной. – Заради бога, выдели кого-нибудь, чтобы помогли донести, сам не дотащу!

– Погоди, Пётр Николаевич, сбил со счета, – ответил он, не отрывая взгляд от блокнотика. – Вот еще три курочки, ощипанные, потрошеные и водки шесть бутылок. Извини, только это достать удалось. Я же знаю, на гулянку надо по поллитре на человека плюс одна. Но чего нет, того нет, – Павловский развел руки в стороны, комично показывая, что ничего не утаил. – А донести и я помогу, мешки есть, загрузим, и все дела. Идти тут недалеко, устать не успеем.

– Сколько я тебе должен за всю эту радость? – спросил я.

– Пусть это будет моим подарком на свадьбу! – заявил Сан Саныч. – Мне деньги девать некуда: я один, семья уехала в эвакуацию. А тут такое дело идёт, что сдается мне, долго я не протяну. Не, ты не подумай, – вздернул он вверх подбородок, – никакого пораженчества. Просто я понимаю, что с этими пацанами много не навоюешь, большинство в первом бою полягут. Ну, и я рядом с ними. А пока живём! Пойдем ка, Петр Николаич, вмажем за твою молодую семью! Ты ж меня пригласишь? – спросил он и, дождавшись кивка, продолжил: – Не, ну придумал ты: всё рушится, а тут свадьба! Молодец! Уважаю! – он подошел ко мне и порывисто обнял. – Молодец! – повторил майор.

По дороге в общежитие Павловский травил анекдоты, рассказывал смешные истории про своих студентов, будто несколько минут назад не собирался лечь в землю в первом же бою. Вот это человек! Кремень! Он и меня заразил своей жизнерадостностью. На душе стало легко и радостно. И приближающаяся встреча с Верой душу грела, как без этого? Будто не видел ее уже неизвестно сколько и вот дождался.

Перед входом мы столкнулись со старшиной в потрепанной гимнастерке. Он принюхался и спросил:

– Братцы, а куда это вы столько еды тащите? Тут же на роту хватит.

– Не знаем насчет роты, а на свадьбу должно хватить, – ответил я.

– У нас тут свадьба? – уточнил старшина, остановившись в дверном проеме. – Так что ж вы молчали? Надо срочно собирать всех! – и, повернув голову назад, закричал: – Галя! А ну быстро иди сюда! Тут у людей свадьба!

И всё закрутилось, так что я сразу потерял контроль над ситуацией. Прибежала Галя, полная хохлушка лет тридцати пяти, еще какие-то женщины, устроившие такой гам, что понять что бы то ни было не получилось бы ни у кого. У нас забрали мешки, в столовой общаги составили столы, расставлялись тарелки.