– Давай, успокойся, не дергай лапой, сейчас я тебе помогу, – услышал я откуда-то сбоку Веру. – Вот так, потерпи, готово!

Я оглянулся на голос. Моя жена (даже думать приятно такое!) обнимала за шею дворняжку, которая перед этим навела шороху в доте. Кто-то успел ее поймать и даже соорудить поводок из куска веревки. В ответ на мой молчаливый вопрос она объяснила:

– Заноза в лапе застряла, вот она и беспокоилась.

– Он, – поправил я. – Мне отсюда очень хорошо видно. Отпусти пса, небось, хозяева обыскались уже.

– Нет у него хозяев, второй день здесь бегает, – сказал стоящий чуть в стороне сержант, пытаясь отряхнуть гимнастерку. – А тут ему не место, сами видите, что творится.

– Петя, давай его с собой возьмем, смотри, какой он хороший, – вдруг сказала рыжая, так и не отпустившая пса.

– Верочка, сама подумай, куда нам его брать, – тихо ответил ей я, подходя поближе. – Мы сами еще не знаем, что с нами будет, где ночевать сегодня и что есть. Голову включи: война кругом, не до собачки.

Дворняга как чуяла, что решается судьба – мокрый нос начал тыкаться в руку жены.

– Да придумаем что-нибудь, Петя, – она посмотрела на меня таким жалостным взглядом, что я даже почувствовал себя немного виноватым. – Погибнет же пёс…

– Звать то его как? – я посмотрел на сержанта.

Тот пожал плечами:

– Дак кто ж его знает. Мы Пиратом звали, окликался.

Вера прыснула. Действительно, у собаки один глаз был окрашен черным.

Я вздохнул, почесал песеля за ухом.

– Не знаю, ты же видишь, что тут закрутилось. Побудь пока здесь, схожу, гляну, может у Бурякова адрес родителей есть, надо написать им. А то в этой суматохе могут и забыть.

Вера кивнула, встала, и потащила дворнягу в сторону от кучки людей, стоявших возле комфронтом. Я открыл вещмешок лейтенанта. Негусто. Смена белья, бритва, помазок, маленькое зеркальце, карандаши, еще какая-то ерунда. Ага, вот и записная книжка. Адрес родителей… есть! Арбат, 4, Буряковы Игорь Иванович и Мария Кузьминична. Да… Арбат. Столичная штучка был лейтенант – не соврал. За такого спросят и не раз. Надо бы как-то задокументировать его смерть, взять какую справку у защитников укрепрайона. И обязательно нарисовать схему, где могила. Ее и послать вместе с письмом.

Пока суд да дело, пришла «эмка» за генералом. Кирпонос оглянулся, кивнул мне, мол, грузись. Я так же молча показал глазами на Веру и он, секунду помешкав, согласился. Мы похватали свой нехитрый скарб и пошли к машине. Но, видать не судьба была. Комфронта только занес ногу, начиная залезать, как под капотом легковушки что-то загремело и мотор заглох.

– Ну что там у тебя? – раздраженно крикнул Михаил Петрович. – Мы уедем отсюда когда-нибудь?

Водитель залез под капот, через минуту вылез и признался, что эта автомашина может поехать только на буксире. Лицо Кирпоноса начало приобретать цвет спелого помидора. Он едва открыл рот, чтобы приступить к разносу, когда я заметил черную легковушку, остановившуюся перед заслоном со стороны области.

– Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться? – встрял я в начальственную взбучку. Неправильно это, конечно, в таких случаях подчиненные по возможности рассасываются по округе, чтобы им рикошетом не прилетело.

– Что тебе, Соловьев? – недовольно спросил генерал.

– Там машина в сторону Киева, – показал я на дорогу. – Разрешите узнать, может, на ней отправить вас можно?

– Действуй.