Книги Проза Карина Шаинян Саспыга страница 135

Изменить размер шрифта - +
Никаких особых примет здесь нет; если на тропе и были конские следы, то их основательно замыло, и теперь я вижу только отпечатки маленьких раздвоенных копыт – молодая косуля – да синусоиду, обрамленную звездочками, – а это ящерица. Из-под копыт взлетает куропатка, и я резко торможу: больше мой конь никого не раздавит. Птенцы мечутся по тропе и по одному исчезают в кустах: голенастые, нелепые, с неопрятно торчащим из-под редких настоящих перьев пухом. Я жду, пока они спрячутся, и жду еще немного, чтобы убедиться, что опоздавший цыпленок не выскочит на тропу, и еще оглядываюсь, смотрю, чтобы между конями тоже никто не бегал. Только после этого трогаюсь с места. Только после этого начинаю верить, что, может быть, еще смогу что-то сделать.

…На камне, лежащем поперек тропы, два коня, упрямо нагнув головы, идут против бурана.

* * *

…А на другом – цыплята бегают вокруг куропатки, и их много, и все они живы. Центральная скала осыпалась, но все еще выше других. Все еще – столб. Белая коновязь, пронзающая миры, которая рухнет, когда убьют последнюю саспыгу. Мне неоткуда это знать; это просто сухие лапки безумия мягко шуршат под сводом моего черепа, пока я перешагиваю с одного живого камня на другой. Мои колени подгибаются от ужаса, в горле застрял ком со вкусом металла и кислятины. Я ползу по живым камням, через тряпки, оставленные теми, кто обратился в саспыг, через их сокровища, через то, что было дорого, украшало жизнь и напоминало о милом, или было получено из любимых рук, или просто было нужным и удобным и делало жизнь сносной. Все это брошено, забыто, сгнило. Все это не нужно саспыге.

Я долго сижу на крайнем камне, за которым начинается такая зеленая, такая мягкая на вид травка. То покрываюсь липким потом, то холодею и перестаю чувствовать обледеневшие руки. Я чувствую, как камни качаются над бездной, как ненадежно и неплотно они уложены, как велики зазоры, в которые может провалиться разум. Я слышу рев воды в трещине, рычащий вопль реки из слез – и знаю, что, если упасть в нее, она обглодает мясо с костей, как ядовитый и хищный зверь. Человеку нечего делать на этой радостной полянке у подножия белой коновязи. Если я шагну на нее, мое сердце остановится от ужаса.

Я медленно спускаю с камня одну ногу. Потом другую. Я ступаю на изумрудную полянку, и мир, качнувшись, замирает в хрупкой неподвижности. Я вдыхаю теплый плотный воздух. Пахнет нагретой на солнце пихтой, пионами, кедровым дымом, и немного конским потом, и самую капельку – горькой аптечной травой. Я сажусь, скрестив ноги, и обессиленно приваливаюсь к гладкому боку белой скалы, к подножию межмирной коновязи. Если об этом думать, может съехать крыша. Но мне нельзя сходить с ума, говорю я себе, им, тому, что просачивается сквозь камни. Мне еще Аську вытаскивать.

– Я там кофе сварила, – говорю я. Мой голос звучит тонко и придушенно, словно что-то не выпускает его изо рта, запирает внутри. Это что-то – я. Это я не хочу говорить, чтобы не чувствовать себя глупо, чтобы не выглядеть сумасшедшей, и какой в этом смысл? Я больно прикусываю губу, одну руку запускаю в волосы, сгребаю их в пучок, тяну. Другой – сжимаю щеку, едва не оставляя на ней царапины. Боль отрезвляет. Я не сошла с ума, разговаривая с пустотой. Просто делаю все, до чего могу додуматься.

– Я его в термос залила, кофе-то, – снова говорю я, и теперь мой голос звучит почти нормально, даже, наверное, обыденно. – На двоих маловато, но, пока пьем, вскипятим еще. Кажется, это Бразилия, я не большой спец, но там нотки чернослива, специй и орехов, очень неплохо, и, главное, ни тени шоколада. Тебе должно понравиться, – я перевожу дыхание. Вдох. Выдох. – А Суйла тебя ждет. И знаешь, я подумала хорошенько, и вот что: нам на обратном пути лучше верхом добраться до подъема и прямо там заночевать – ну, там, где ты меня ждала, там хорошее место. А с утра пораньше через речку без седел перейдем, и я Суйлу с Карашем обратно шугану.

Быстрый переход