К своему большому изумлению, я заметил, что окно дилижанса, обращенное в мою сторону, было открыто. Серьезная промашка могольонов, если внутри в самом деле находились пленники. Возможно, они были не в повозке, а где-то еще, и Виннету ошибался.

Я намерен был поговорить с пленниками, и мне очень не хотелось отказываться от этого. Но что ж делать? Лезть на рожон — глупо. Я поразмыслил, и приемлемыми мне показались лишь две возможности: либо их не было внутри, либо они сидели там, и тогда с ними непременно находился могольон. Как же узнать точно, что там и как? Подобравшись к одному из колес, я приподнялся наполовину. От сидевшего с той стороны часового я был закрыт обоими колесами, меня он не мог увидеть. Затем я постучал в дверь и сразу же упал наземь. Я постучал так, чтобы сидевшие в дилижансе услышали меня, а часовой с той стороны слышать не мог. Если могольон сидел внутри, то, конечно же, он немедленно глянул бы в открытое окно. Никакой реакции. Я стукнул еще раз, но с тем же результатом. Скорее! Я постучал в третий раз, и тут мне осторожно ответили тихим стуком в днище повозки. Они были все-таки внутри! Да еще без присмотра! Но, вероятно, связанные, иначе бы могольоны не оставили окно открытым, а при пленниках оставили бы сторожа. Я выпрямился, приложил голову к открытой дверце и тихо спросил:

— Мистер Мерфи, вы тут?

— Да, — ответил он так же тихо.

— У вас есть внутри место с этой стороны?

— Да. Вы хотите сюда, сэр?

— Да.

— Господи, вы же можете тоже попасть к ним в плен!

— И не подумаю! Внутри я в гораздо большей безопасности, чем снаружи. Дверца повозки скрипит, когда ее открываешь?

— Нет. Металлические петли потерялись, и их заменили полосками кожи.

— Хорошо! Иду к вам!

Я снова опустился в траву и посмотрел в просвет между передними и задними колесами на часового. Тот сидел точно так же, как и прежде. Я вытащил камень, хорошо прицелился и бросил его так, что он упал в траву за много шагов от часового. Он услышал шум, быстро встал и прислушался. Я взял из кармана второй камень и бросил его дальше, чем первый. Могольон поддался на обман и удалился по направлению к услышанному звуку, он, стало быть, не смотрел на нас и не прислушивался к нам. В один миг я снова поднялся, открыл дверцу, прыгнул внутрь и затворил ее за собой, при этом она не произвела ни малейшего шума. Теперь, вытянув руки, на ощупь я отыскал слева обоих пленников, седевших друг около друга. Сиденье по правую руку от меня было пусто, и я опустился на него. Опять же, к своему удивлению, я увидел, что окно с противоположной стороны дилижанса тоже было открыто.

— Это, значит, все-таки вы, сэр! — прошептал мне адвокат. — Какое бесстрашие! Вы отваживаетесь…

— Тихо! — прервал я его. — Ни слова! Мне надо понаблюдать за часовым.

Когда я выглянул, то увидел, что тот вернулся. Пожалуй, он насторожился, поскольку подошел к дверце повозки и мрачно спросил, обращаясь внутрь:

— Оба бледнолицых еще внутри? — произнес он на жутком английском.

— Да! — одновременно ответили оба.

Я думал, что этого достаточно для краснокожего, но ошибся, потому что он снова поинтересовался (теперь на более привычной для него испано-индейской мешанине):

— Был шум. Веревки еще целы? Я хочу их проверить.

Он поставил ногу на ступеньку кареты и протянул руки в окно, чтобы отыскать на ощупь сидевшую там певицу. Когда он убедился, что ее путы были в порядке, то спрыгнул оттуда и, обойдя вокруг дилижанса, перешел на другую сторону. Я быстро отодвинулся и сжался как можно сильнее.