Изменить размер шрифта - +
Если же этого не случится, то завтра поутру вы будете освобождены.

— О Боже! Пусть ваши слова сбудутся. Но это еще далеко не все. Нам надо заполучить Джонатана Мелтона.

— Он у меня в руках.

— Что? Как?

— Тихо, тихо! — предостерег я его. — Не дай Бог, краснокожий услышит вас.

— Это правда? Если правда, сэр, я хотел бы во весь голос закричать «ура» и «виктория»!

— Оставьте это! Когда будете свободны, можете кричать все, что вашей душе угодно.

— Где же вы его схватили?

— У Глубокой воды, там, где задержали и ваш дилижанс. Деньги тоже у меня.

— Где, где? — нетерпеливо спросил он.

— Здесь, в моем нагрудном кармане.

— Как! Вы носите такую огромную сумму с собой?

— Конечно! Я что, должен был повесить эти деньги на дерево или закопать в землю?

— И вы решаетесь с ними проникнуть сюда, в самое сердце лагеря, где находится четыре сотни врагов, пробраться прямо в эту почтовую карету? Если вас схватят, мы опять потеряем деньги.

— Меня-то как раз не схватят! Я твердо убежден, что мой карман лучшее место хранения для этих денег, нежели ваш сейф в Нью-Орлеане. Впрочем, то обстоятельство, что я ношу их с собой, может доказать вам, сколь надежно я чувствую себя здесь, в старой повозке, и мне очень хочется, чтобы эти деньги, когда я передам их законным владельцам, подвергались у них не большей опасности, нежели я сейчас! Однако мы отвлеклись от нашей главной темы. Мы же хотели поговорить о Джонатане Мелтоне.

— Да, о том, как он оказался в ваших руках. О, если бы вам довелось увидеть и услышать, как он обращался со мной, когда попал к могольонам и обнаружил, что я их пленник.

— Он все еще выдавал себя за настоящего Малыша Хантера?

— До этого он, на его счастье, не додумался. Иначе бы я, наверное, задушил его собственными руками!

— Его признание впоследствии нам будет очень полезно.

— Он даже сообщил мне с дьявольским злорадством, что я уже никогда не увижу Востока.

— Зато сам он его увидит опять, причем в компании с нами. Он в конце концов обезврежен, хотя еще не потерял надежду снова освободиться.

— Да! Он действительно надеется на это?

— Он сам сказал мне об этом.

— Негодяй! Рассказывайте, рассказывайте, сэр! Я должен знать, как он попал в ваши руки и как себя вел при этом!

Пожалуй, вряд ли стоит говорить, что во время беседы мы вели себя с чрезвычайной осторожностью, часто и пристально всматривались в сидевшего снаружи охранника. Естественно, душа адвоката трепетала, он чувствовал себя как дома, наверное, лишь среди своих томов с параграфами законов, а не в дикой глуши. Певица тоже нервничала. Я же был спокоен. Внутренность старой кареты была для меня действительно лучшим укрытием, нежели любое другое место сейчас. Вдруг раздались шаги, и, выглянув, я увидел краснокожего, который, наверное, должен был сменить нашего часового. Тот встал, но первый подошел к дилижансу, поднялся на ступеньку и обследовал путы точно таким же образом, как и его предшественник, только начал с правой стороны повозки, а затем перешел на левую. Я оба раза забивался в противоположный угол моего сиденья.

Итак, произошла смена караула, и теперешний наш сторож уселся на место своего предшественника. Я продолжил:

— Пока все обошлось. Значит, как только начнет светать, могольоны отправятся в путь. Дилижанс еще на некоторое время задержат под охраной. Мы нападем на эту охрану, и вы будете свободны.

— Как складно это звучит! — размышлял вслух адвокат. — «Мы нападем на охрану, и вы будете свободны»! Словно сделать это так же легко, как разрезать лист бумаги! Неужели вы думаете, что охрана не станет защищаться?

— Может быть, или даже наверняка она так и сделает.

Быстрый переход