Джеффри только что отобедал и едва успел встать из-за стола, когда вдруг, совершенно неожиданно, появился Саймон. Было около трех часов пополудня.

— Как? — воскликнул Джеффри. — Я не надеялся увидеть тебя раньше, чем завтра.

Саймон бросил шапку на стул:

— Пришлось ускорить возвращение, быстрее решив все дела в Саль-де-лаке. Кое-что заставило меня вернуться раньше, чем я предполагал. Не знаю, как это объяснить, но то ли я слишком глуп, то ли мой инстинкт вовремя предупредил меня об опасности… Здесь ничего не случилось?

— Ничего. Кажется, ничего.

Нависшие брови Саймона вдруг сошлись на переносице.

— Ты уверен? — спросил он.

Вопрос прозвучал так тревожно, что Джеффри немного смутился и принужденно засмеялся, скрывая некоторую растерянность.

— Видишь ли, Саймон, сегодня я с утра ощущал какое-то беспокойство, но, думаю, мои опасения и подозрения не имеют под собой никаких оснований.

— А что сеньора Маргарет?

— Я не видел ее, — вынужден был признаться Джеффри. — Но мимо твоих стражников она не проходила, это я точно знаю, И на глаза им не попадалась. Ее фрейлины говорят, что у нее болит голова и она никуда не выходит из своей спальни. Это все, что я могу сказать, немного, по правде говоря. Жанну я тоже не видел.

Саймон сбросил с себя плащ.

— Пойдем со мной, — сказал он Джеффри и направился к лестнице, ведущей в покои графини Маргарет.

Они поднялись в ее апартаменты. Строгие охранники салютовали им оружием, но Саймон не остановился и ни о чем не спросил их. Он сразу постучал в двери зала для приемов. Им открыла мадемуазель Элен, которая — при всем ее хладнокровии — изменилась в лице, увидев Саймона, и поспешила отвести глаза в сторону. Саймону хватило этого, чтобы понять, что мадемуазель Элен встревожена чем-то.

— Леди Маргарет в постели? — спросил он.

— Да, милорд, — ответила мадемуазель Элен.

— Кто при ней?

— У нее мучительные головные боли, милорд. Она нуждается в полном покое.

— Я ненадолго к миледи. Ее должен осмотреть врач, — сказал Саймон, входя в зал и быстро оглядевшись вокруг.

Большинство фрейлин вели себя как ни в чем не бывало, оттого, что ничего не знали. Но у мадемуазель Амелии слегка побелели губы. От Саймона это не укрылось. Не говоря ни слова, он подошел к двери, которая вела в спальню сеньоры Маргарет.

За спиной у Саймона возник легкий переполох и зашуршали юбки. Мадемуазель Элен успела встать между дверью и Саймоном, оставаясь довольно спокойной, но лишь чуть побледнев.

— Милорд, это вторжение, — сказала она. — Нельзя беспокоить мадам таким образом.

— Мадемуазель, — резко ответил ей Саймон, — ваше лицо выдает вас. Отойдите от двери.

Однако мадемуазель Элен не отошла, а прижалась к двери и широко расставила руки, защищая дверь спальни графини от Саймона.

— Мне приказано никого не впускать, милорд.

Саймон опустил свою тяжелую руку ей на плечо:

— Ваша преданность графине, мадемуазель, заслуживает похвалы, но не пытайтесь одурачить меня. Или вы тотчас отойдете от двери, или мне придется отодвинуть вас.

Мадемуазель Элен без труда прочла в его глазах готовность выполнить это обещание.

— Уберите руку с моего плеча, — ледяным тоном сказала оная, отходя от двери и давая Саймону дорогу.

Саймон вошел в спальню графини, бросил вокруг быстрый взгляд и вышел обратно в переднюю.

— Да, мадам больна, — сказал он мрачно.

Со всех сторона на Саймона смотрели изумленные лица, но мадемуазель Элен, оставаясь гордой и непреклонной, лишь слегка потупила взор, а Амелия вся сморщилась в своем кресле.