|
Их влекло вперед, они прокладывали путь один другому, и кони их все время оставались поблизости от них. Однажды где-то возле них промелькнул Фалк. Отчаянно пыхтя, он не скупился на удары, сыпавшиеся на неприятеля с такой силой, что никто не мог устоять против него, и даже через прорезь забрала видно было, каким огнем полыхают глаза Фалка. И Фалка увлекла за собой куда-то вперед и вдаль сумятица жаркого боя.
Саймону казалось, что сражение тянется бесконечно долго, но хотя правая его рука устала и болела и ему пришлось держать меч в левой руке, он ни на йоту не утратил боевого задора. Он сражался, держась поблизости от Мэлвэллета и почти все время молчал. Губы Саймона оставались плотно сжатыми, и в его глазах не потухал огонь.
— Ты не видел Хотспура? — спросил вдруг Саймона Джеффри. — Мне кажется, я слышал какие-то громкие крики с его стороны.
Не успел Джеффри сказать это, как снова до них долетел многоголосый крик: «Хотспур погиб, Хотспур мертв! Хвала Святому Георгию!»
— Он пал, — сказал Саймон, — и войско его дрогнуло.
Войско Хотспура действительно дрогнуло, и с этого момента прежнее воодушевление покинуло мятежников. Ярость битвы постепенно как будто бы угасала, но закончилось все лишь с наступлением сумерек. И когда, наконец-то, можно было дать отдых усталым рукам, Саймон, сидя на своем измученном коне, окинул взглядом страшную картину того, что так недавно было полем битвы. Не сострадание — беспристрастный интерес преобладал в этом взгляде.
Джеффри Мэлвэллет присматривался к Саймону в наступающих сумерках и немного погодя заговорил с ним.
— А ты храбрый малый! Что думаешь обо всем этом? — спросил Джеффри, взмахом руки в латной рукавице указывая ил поле битвы.
— Не нравится мне это, — в задумчивости машинально ответил Саймон. — Думаю, я мог бы помочь навести порядок.
Джеффри подумал, что Саймон хотел бы помочь унести раненых.
— Не так-то это просто, — сказал он. — И это все, что ты думаешь?
Саймон вскользь взглянул на Джеффри.
— Это был отличный день. Хотел бы, чтобы у нас еще были бы такие дни.
Мэлвэллет засмеялся.
— Тигренок ты с холодной кровью! Тебе не жаль всех раненых и убитых?
— Каждому предстоит умереть, — ответил Саймон. — И, по-моему, смерть в бою — это хорошая смерть. За что же мне их жалеть?
— Однако ты готов был бы позаботиться о раненых, — напомнил ему Мэлвэллет.
— Тогда они сумели бы снова сражаться, — сказал Саймон. — Я готов был бы им помочь, но я не собираюсь их жалеть, потому что это глупо.
Мэлвэллет снова засмеялся, на этот раз с оттенком удивления.
— А ты, однако, сделан из льда. Не хотел бы я твоей помощи, если бы меня сегодня ранили. Ты сам-то не ранен?
Саймон бросил небрежный взгляд на свою правую руку, перевязанную им самим под разбитой броней.
— Ранен? Я? Пустяки, царапина, сэр Джеффри. А ты?
— Ничего страшного, — ответил Мэлвэллет. — У меня это не первый бой. Я здесь уже был с принцем несколько месяцев назад.
— Молю Бога, чтобы это не было мое последнее сражение, — сказал Саймон.
— Или мое. Глядя, как ты дерешься, я думал, что вижу тебя, наверное, в сотой кампании.
— Нет. Но я люблю военное дело.
Мэлвэллет с любопытством смотрел на Саймона.
— Вот как? Из какого ты рода, хотел бы я знать. Сдается мне, я тебя когда-то уже встречал.
— Посмотрись в зеркало, Джеффри Мэлвэллет, — усмехнулся Саймон.
Джеффри кивнул, ничуть не удивившись. |