Изменить размер шрифта - +
Обычно это она диктовала свои условия другим, но никак не наоборот. Кто бы мог подумать, что Линь Хун зайдет в тупик, она не то чтобы решила воздержаться с ответом, ей и вправду нечего было сказать. Она едва сдержалась, чтобы резко не поставить Цин Го на место, но, к счастью, зазвонил ярко-красный телефон. Линь Хун сняла трубку, на секунду приложила ее к уху, потом, прикрыв, обратилась к Цин Го:

– Возвращайся к себе. – Линь Хун успела утихомирить свой пыл, а потому просто строго добавила: – Надеюсь, ты еще раз подумаешь над своим поведением.

На этом инцидент был исчерпан. Линь Хун больше ни за что в жизни не хотела возвращаться к обсуждению с Цин Го данного вопроса. Линь Хун снова приложила к уху трубку:

– Алло…

Линь Хун почувствовала, что устала. Пока шло редакционное совещание, она словно пребывала в тумане. Как часто говорила Цин Го, «пропал вкус» к жизни. Усталость была настолько явной, что уже ощущалась на физическом уровне. На самом деле для Линь Хун это был ее обычный образ жизни – быть заваленной ежедневной рутиной. В ее потоке не было ни одного «неважного» или «незначительного» пункта: выполнение указаний свыше, управление кадрами, преобразования на местах, просьбы одних, жалобы других, вопросы, связанные с питанием, обновлением оборудования и подорожанием бумаги, письма в редакцию, обустройство похорон старых работников, выход в декрет сотрудниц издательства, организация состязаний от лица профсоюза, выборы в конце года. Одному нужно было оказать помощь с жильем, другому – дать новое звание, третий хотел вступить в партийные ряды, четвертый планировал идти на повышение. Все эти дела были важными и требовали от Линь Хун участия и ее пристального внимания. Ежедневно ее ждала полная корзина дел в качестве руководителя или исполнителя. И все эти дела являлись «важными» и «значительными», и что самое главное, она требовала, как от начальства, так и от подчиненных, такого же ответственного подхода к участию и решению вопросов. Вышло так, что и начальство, и подчиненные, требуя внимания, также превратились в часть ее работы. Только многократное и терпеливое выполнение ежедневных задач могло обеспечить стабильное функционирование коллектива. Поэтому для Линь Хун усталость была непозволительна, она могла только «собраться с силами» и продолжать восхождение на гору. А ведь верно подметила эта девица, спросив, «неужели она не устала от такой жизни». Эта девчонка, да и все остальные прекрасно понимали, что Линь Хун только обманывает саму себя, когда с сияющим лицом снует туда-сюда на лифте и без конца мотается по городу на машине. Жизнь Линь Хун напоминала сновидение, в котором она уже перестала быть хозяйкой положения. Не она управляла своим сном, а он руководил всеми ее действиями. В этом сне участвовала лишь она одна, и она никак не могла проснуться. Думая об этом, Линь Хун почувствовала еще большую усталость и испытала враждебность к себе и к каждому, кто сидел на совещании.

Но она не могла жить иначе. В противном случае она уже не сможет существовать в своем сне, а превратится в пастушью собаку из чужих снов. А свой сон, пусть он и иллюзорен, по-всякому приятнее.

Если бы существовала возможность сбросить один или пару десятков лет, кем бы тебе хотелось стать, Линь Хун или Цин Го? Так спрашивала себя сейчас Линь Хун. Сидя на совещании, она думала совсем не о нем. Между тем выражение лица она сохраняла серьезным, словно заголовок на первой полосе. В глазах Линь Хун появилась жирная надпись: «Превратиться в другого человека или остаться собой?»

Линь Хун затруднялась с ответом.

Она засунула руку в карман и нащупала монетку.

На совещании в этот момент как раз обсуждали заголовок передовицы. Редактор из отдела социальных новостей упорно настаивал на том, чтобы использовать материал из полицейского участка с улицы Чжуанъюаньцзе.

Быстрый переход