Изменить размер шрифта - +

   — Не знаю… Ничего… Болит…
   Она с превеликим трудом поднялась на ноги и убедилась, что может идти, во всяком случае пройдет несколько шагов до дороги. При мысли о том, что придется возвращаться домой и говорить с Аленой, начиналась тошнота.
   — Одно меня очень беспокоит, — признался Горохов, протирая чистой тряпкой острие своей шпаги.
   — Только одно?!
   — Да… Моторы, сделанные из сердец, и процессоры из голов.
   — Он был маньяк сумасшедший! — Лиза с ужасом покосилась на Пашкин труп. — Мало ли что он мог сказать в бреду…
   — Да. В лучшем случае. В худшем — у нас мистический триллер с большой буквы М… Или…
   Взгляд его остановился. Он смотрел куда-то Лизе за плечо. Задержав дыхание, она обернулась.
   За край ямы, зияющей теперь посреди гаража, ухватилась девичья рука. Потом вторая. Показалось лицо с прилипшими ко лбу и щекам волосами. В зубах девушка держала Лизин фонарик.
   — Зомби-муви, — с нервным смешком сказал Горохов. — Все, поле пошло в разнос. Ненавижу.
   Мертвая девушка Света выплюнула фонарик.
   — Где мое сердце? — спросила очень тонко и жалобно. — Где мое бедное сердечко?
   Лиза кинулась к Горохову, начисто позабыв, что тот барин и кот. Горохов схватил ее в охапку и вылетел из гаража, чуть не снеся дверь, которая, к счастью, открывалась наружу.
   У дороги стоял Пашкин мотоцикл, с ключа свисал, красиво поблескивая, брелок в виде голой женщины. Горохов стряхнул Лизу в седло, спрятал свою шпагу в трость модели «Доктор Хаус» и вскочил сам, сунув трость под мышку. Взревел мотор, и в звуках его почти сразу прорезался низкий женский голос: «А-ай… сердце… мое…»
   В дверях гаража показалась девушка Света. Лиза зажмурилась, вцепилась в Горохова, спрятав лицо у него на спине. Мотоцикл понесся, подпрыгивая, выхватывая фарами горы битого кирпича, увязшие в бетоне конструкции, закрытый магазин «Продукты», покосившийся дорожный знак, и Лиза продолжала их видеть, хотя глаза у нее были зажмурены. Наконец мотоцикл вырвался на трассу и понесся ровно, с низким гудением, и голос в звуке мотора, ставший совсем тоненьким, жалобно умолял: «Отдай мое сердечко! Отдай мое сердечко!»
   Горохов сбросил скорость, свернул куда-то в лес и заглушил мотор. В свете мотоциклетных фар обозначилась машина — большая, тусклая и черная, как загорелый бегемот.
   — Пересаживаемся, — сказал Горохов. — Пусть забирает свое сердце.
   Лиза, шатаясь, но все-таки двигаясь без посторонней помощи, добралась до машины и упала на просторное сиденье «БМВ».
   — Пока все идет по плану, — сообщил Горохов, выруливая на дорогу.
   — Где она сейчас?
   — Кто? «Отдай мое сердце»?
   Лиза дернулась:
   — Не надо!
   — А что такого? Вы привыкайте, привыкайте и молитесь, чтобы тем все и закончилось. Жанр у вас неприятный, но зато простой и предсказуемый…
   Машина гнала по шоссе, как гепард по ночной пустыне. За окном мелькала и вмазывалась привычная, почти умиротворенная картина пригорода, но Лиза не позволяла себя обмануть: это был уже другой мир, не подробно-бытовой, но жанровый. Бледнело небо, приближался рассвет.
   — Как вы себя чувствуете, Елизавета? — вкрадчиво спросил Горохов.
   Она посмотрела на свои ободранные, грязные, трясущиеся ладони.
Быстрый переход