Человек просит о собственной ликвидации. Что это значит? У Гранда противно задрожало внутри. Он коснулся чего‑то, что было не менее, страшно, чем сама ликвидация. Человек попросил… сам… себя…

– По‑моему это шутка, – заметила Энн‑Мари, подойдя сзади и скользнув взглядом по экрану.

– У тебя нет аналогичной информации?

– Что? – не поняла Энн‑Мари.

– Известны ли тебе случаи самоликвидации?

– А, самоубийства… – Энн‑Мари послушно кивнула. – Ну, конечно. Только для этого совершенно не обязательно проситься в салон. Открыл окошко, влез на подоконник и сиганул вниз. Я сама собиралась… однажды… – она сообщила об этом так легко, будто это была незначительная и досадная мелочь и даже подмигнула Гранду.

– Когда люди делают это? – Гранд смотрел на экран, где появлялась и исчезала строчка. «Седьмой сектор, седьмой сектор…»

– Когда? Да когда все осточертеет так, что выть охота… Тогда это легко… Нет, не легко конечно. Тошно, если представить тело свое внизу на тротуаре и башка вдрызг… – Энн‑Мари передернула плечами. – Но многие не представляют и тогда…

– А разве людям мы не помогаем? – спросил Гранд.

Энн‑Мари растерялась. Глаза ее, темные и блестящие, будто покрытые лаком, округлились и помутнели. Она беспомощно повернулась к экрану, еще раз прочла возникшую зеленую строку, подождала, пока та исчезнет и вновь появится, вновь прочла ее и даже повторила вслух… Будто невзначай – от него, Гранда! – она нажала кнопку информатора и попыталась связаться с Дешем, но ответа не было.

– Не знаю, как насчет людей, – наконец призналась она. – У нас такого не было… – Она опустила глаза, ей сделалось почему‑то стыдно от этого признания.

– Этому человеку нужна помощь, – сказал Гранд.

– А приказ? – Энн‑Мари вскинула голову, будто наконец отыскала нечто спасительное.

– Приказ я получил сегодня утром, – отвечал Гранд. – На свободный поиск…

* * *

Маль еще сквозь сон понял, что он в комнате не один. Он увидел их сразу обоих, хотя девушка сидела у кровати, а парень стоял у дверей. Потому что оба они были не причастны к этой ничтожной и грязной комнате светлой серебристостью своей одежды и той спокойной чистотой лиц, какая бывает у людей, еще не коснувшихся жизни. Маль хотел поднять руку и потрогать черные блестящие волосы девушки, но рука лишь бессильно дернулась.

– Он очнулся, – сказала девушка и провела чем‑то холодным и влажным по его лицу. И сразу же вздохнулось легко, будто сосновым хвоистым воздухом переполнилась комната.

– У меня ноги… – пробормотал Маль почти что оправдываясь и заискивая перед гостями. – Понимаете, паралич… И я лежу вот здесь… Два года… – и он всхлипнул от жалости к себе.

Тут рта его коснулся мягкий пластиковый стаканчик, прохладная жидкость смочила губы. Он жадно, в два глотка, выпил сок и, поперхнувшись, закашлялся, разлив остатки себе на рубашку и постель. Девушка тихонько похлопала его по плечу, пытаясь успокоить. Но этот жест неожиданно раздражил.

– Не могу я так, – просипел Маль. – Мне Прошка нужен. Понимаете? Вы должны его найти. Он три дня как исчез. Мой робот «ПРО‑I», слышите? – он повернул голову к парню, что по‑прежнему стоял у дверей.

Тот, казалось, что‑то понял, потому как едва заметно наклонил голову; высокий глухой ворот серебристого комбинезона плотно охватывал шею и мешал движению.