Словом, я была в молчаливом неистовстве и все мои силы ушли на то, чтобы не дать ему выйти наружу. Никогда то еще не доводилось мне с таким трудом себя перебарывать! У меня не было отдушины, некому было открыться или поплакаться, не было возможности дать своему чувству какой то выход; покинуть комнату я не смела, ибо, не зная, о чем девчонка рассказывала, а о чем умолчала в мое отсутствие, я бы пребывала в постоянной тревоге; одним словом, мне пришлось выслушать историю Роксаны, иначе говоря, собственную историю, пребывая при этом в неизвестности, лукавит рассказчица или нет, правда ли, что она не знает, кто я, или прикидывается простушкой; короче говоря, выведут меня на чистую воду или нет?
Она начала рассказывать в общих чертах, где жила Роксана, каков был дом ее, сколь славные у нее бывали гости; как они проводили у нее ночи напролет, играя в карты и танцуя, какою роскошью была окружена ее госпожа и сколь изрядное жалование получала у нее старшая прислуга; что до нее самой, сказала она, то она работала не в большом доме, а на кухне и получала немного, если не считать одного вечера, когда на всю прислугу было пожаловано двадцать гиней, из которых на ее долю пришлось две с половиною.
Затем она рассказала, сколько всего было слуг и как между ними распределялись обязанности; впрочем, сказала она, там имелась некая госпожа Эми, которая возглавляла всю прислугу и, будучи в особом фаворе у миледи, получала от нее особенно большое жалование. Было ли «Эми» фамилией или именем фаворитки, она точно сказать не может, но полагает, что это вернее всего ее фамилия; говорили, что однажды, в тот самый день, когда остальные слуги поделили между собой двадцать гиней, миссис Эми было пожаловано шестьдесят золотых.
Тут я перебила рассказчицу, заметив, что это изрядная сумма.
– Да ведь для служанки, – сказала я, – это целое состояние!
– Помилуйте, сударыня, – возразила моя дочь, – это капля по сравнению с тем, что она получила впоследствии; мы, остальные слуги, от души ее за это ненавидели; иначе говоря, злились, что такая доля выпала ей, а не нам.
– В таком случае, – сказала я, – у нее было довольно денег, чтобы заполучить себе хорошего мужа и устроить свою жизнь, если только у нее хватило на это ума.
– О да, сударыня, – сказала моя дочь. – Говорят, у нее одних сбережений было больше 500 фунтов; впрочем, госпожа Эми, должно быть. понимала, что с такой репутацией, как у нее, необходимо иметь большое приданое.
– Вот как, – сказала я. – Ну, тогда другое дело.
– Не знаю, сударыня, точно, нет ли, – продолжала она, – но поговаривали, будто некий молодой баронет не на шутку за нею приволакивался.
– Какова же ее дальнейшая судьба? – спросила я. Коль скоро уж она обо всем этом заговорила, мне хотелось знать, что она расскажет не только обо мне, но и об Эми.
– Не знаю, сударыня, – сказала она. – Я ничего о ней не слышала много лет и только на днях вдруг ее повстречала.
– В самом деле? – спросила я, лицом и голосом изобразив крайнее изумление. – И уж, верно, в лохмотьях; ведь подобные ей твари именно тем обычно и кончают.
– Напротив, сударыня, – говорит она. – Она навещала одну мою знакомую, не ожидая, я думаю, встретить у нее меня, и приехала в собственной карете.
– В собственной карете! – воскликнула я. – Она, видно, не теряла времени даром и ковала железо, пока горячо. Стало быть, она замужем?
– Насколько мне известно, сударыня, когда то она, точно, была замужем. Впрочем, она как будто уезжала в Индию; и если она и вышла замуж, то, верно, там. Помнится, она говорила, что в Индии ей улыбнулась фортуна.
– Иначе говоря, – вставила я, – ей, верно, удалось там похоронить своего супруга.
– Я так и поняла, сударыня, – отвечала девица. |