– Зарабатывали много?

– Да, когда приобрела определенный статус. За два года накопила достаточно, чтобы купить турагентство.

– Но при этом вы продолжали на них работать?

Она пристально взглянула на Брунетти и проговорила:

– Если человек начинает на них работать, это на всю жизнь.

Зажегся красный сигнал светофора; она остановилась, но так и не повернулась к Гвидо лицом. Вцепившись в руль, она смотрела прямо перед собой.

– И вас не угнетало, что вы занимаетесь такими делами?

Она только пожала плечами в ответ. Зажегся зеленый, и они тронулись.

– Бизнес развивался не по дням, а по часам. Каждый год – да что там, каждый месяц, приезжали все новые и новые девочки. Мы их ввозили…

Тут Брунетти ее перебил:

– Так турагентство вам за этим нужно было?

– Вот именно. Правда, со временем необходимость заниматься, так сказать, импортом отпала сама собой: целые толпы девушек стали приезжать в страну из Восточной Европы и Африки совершенно самостоятельно. Мы быстро приспособились к новым условиям и организовали работу по‑новому – начали просто собирать их и распределять по точкам, когда они уже въезжали в страну. Это позволило существенно сократить накладные расходы. Плюс в такой ситуации оказалось еще легче забирать у них паспорта. Если, конечно, у них были паспорта. У многих не было. – Она излагала все это исключительно деловым, каким‑то официальным тоном. – Просто удивительно, до чего легко въехать в эту страну. И остаться здесь жить.

Справа возникли очертания еще одной виллы, но Брунетти на нее даже не взглянул.

– Ну а кассеты? – напомнил он.

– Ах да, кассеты! Я слышала об их существовании за много месяцев до того, как впервые посмотрела. Ну, то есть я знала о них в теории, знала, что есть некие фильмы, которые снимают в Боснии, но об их содержании понятия не имела. И Тревизан, и Фаверо, и Лотто только и говорили что о чрезвычайной прибыльности этой затеи. И действительно, платишь пару тысяч лир за пустые кассеты, записываешь на них фильм и продаешь, в одной только Америке можно было загнать такую запись по цене раз в двадцать, а то и в тридцать выше себестоимости. Поначалу они продавали только оригиналы, и думаю, на одном этом заработали несколько миллионов лир. А потом решили заняться и реализацией копий; говорили, что это настоящая золотая жила. Однажды Тревизан попросил меня внести свои предложения по развитию этого бизнеса. Они знали, что у меня отличное чутье, вот и обратились ко мне. Я сказала ему то, что думала: что не смогу ничего предложить, пока не увижу записи. Даже тогда я продолжала относиться к ним как к обычному товару, а к их просьбе как к задачке по маркетингу. Я прямо в этих терминах про себя и рассуждала. Товар. Маркетинг. – Она вздохнула. – Так вот, Тревизан переговорил со своими партнерами, и они согласились показать мне пару‑тройку кассет. Единственное условие, которое они поставили, чтобы я смотрела эти фильмы в их присутствии. Они не доверяли мне, да и вообще никому, когда речь шла об оригиналах фильмов, теперь‑то они знали, что это настоящая ценность.

Брунетти показалось, что она не собирается продолжать свой рассказ, и он спросил:

– Так вы их видели?

– О да! Я их видела. Три штуки.

– Где?

– Дома у Лотто. Он единственный жил по‑холостяцки, вот мы к нему и отправились.

– И что?

– И мы посмотрели те кассеты. Тогда я и решила.

– Что решили?

– Решила их убить.

– Всех троих?

– Конечно.

Гвидо помедлил минутку и спросил:

– За что?

– За то, что они по‑настоящему наслаждались этими фильмами.