Кровь медленно текла из ее раны.

– У нее был спрятан миллион. Даже больше чем миллион.

– И в дневнике был ответ на вопрос, где она его прячет?

Короткий кивок.

– Да, в дневнике есть ответ.

– Я читал его, леди. Там не было никакого ответа.

Она широко открыла глаза.

– Он там есть! В дневнике!

– Не думаю.

Оливия сощурила глаза.

– Если это не написано прямо, значит, там есть ключ, возможно, он спрятан внутри. Хоть что-то!

– Откуда такая уверенность?

Трепещущие ноздри.

– Эстелл сказала нам, что это в дневнике.

– Когда?

Ухмылка.

– Перед смертью.

Прогромыхала железная дорога. Мне пришлось кричать, чтобы она услышала меня, но я прокричал:

– Так это ты убила ее? Черт! Ты – маленькая сука! Ты и твой муж убили ее! А где этот подонок?

Ответом мне послужили выстрелы из пистолета – четыре коротких хлопка перекрыли шум железной дороги. Стреляли из-за двери моего кабинета. Все еще стоя в коридоре, я выстрелил. На меня полетел град осколков.

Я стоял, собираясь выстрелить еще раз, но он нырнул обратно в мой кабинет.

Его жена не смогла этого сделать. Не обращая внимания на рану в плече, она потянулась за своим пистолетом, лежавшим на полу. Ее окровавленная рука уже дотронулась до пистолета, когда я послал пулю в ее голову.

Я нырнул в выбитое в стекле отверстие и упал на диван; подо мной хрустели осколки стекла, в ушах стоял грохот железной дороги. И я увидел его: он стоял в дверном проеме, держа в руках большой пистолет. Это был большой человек в толстом свитере и брюках, и он был похож на Сонни Голдстоуна, только это был не Сонни – это был ее муж, Джон Борджиа. Его покрытое оспинами лицо дернулось, когда он увидел свою красавицу-жену на полу с головой, разбитой, как кровавое яйцо.

– Ты убил ее! – вскричал Борджиа. Он был возмущен. Теперь его лицо стало белым, и он принялся стрелять в меня, но я уже сполз с дивана и сделал то, чего он никак от меня не ожидал: я направился прямо к нему и оказался рядом с ним прежде, чем он успел это понять. И я стрелял в него и стрелял, говоря:

– С кем, мать твою, вы думали, имеете дело? – Я выстрелил еще несколько раз. – С кем, мать твою, вы думали, имеете дело? – И вновь я стрелял.

Борджиа упал навзничь. Он шлепнулся с глухим стуком. Из пяти опаленных по краям ран на его груди и животе медленно струились пять ручейков крови.

Его глаза были открыты, и взгляд их был устремлен в пустоту. Когда он падал на пол, то задел корзину для мусора; она упала, перевернулась рядом с ним и из нее выпала газета с буквами ГУАД'АЛ.

Стоя рядом с ним и глядя вниз на него, я проговорил:

– С кем, мать твою, вы думали, имеете дело?

Но он не ответил мне. Как и она.

Я вышел оттуда, переступив через то, что прежде было Оливией Борджиа – жадной двадцать шестой девушкой, которая была так похожа на Эстелл Карей. Жадность убила их обеих. Я осторожно обходил осколки, поскольку уже порезал свои босые ноги в нескольких местах. Я вышел из офиса.

Я был на удивление спокоен. Железная дорога замолкла, как и Борджиа. Я сел за свой стол, промокнул порезанные ноги мокрым полотенцем и стал раздумывать, что мне делать дальше, и стоит ли сейчас звонить Друри. Два трупа в моем офисе. Убитых мною. Включая женщину. Я убил женщину. И это меня не волновало.

Я думал лишь об опаленном, измученном пытками теле Эстелл, и это меня не волновало.

Почему они сами не нашли ее дневник в тот ужасный день? Ведь после всего они обыскали квартиру. Но они не нашли тайника у пола, который позже обнаружил Донахью – на то он и был детективом, наш похожий на бассета Донахью.