Изменить размер шрифта - +

   — Мы боялись, что он замерзнет до смерти, — вставила Минни. — Он убегал, даже не надев шубы, и мы искали сына по отпечаткам его босых ног на снегу.
   С неожиданной для меня яростью женщина ударила себя кулачком по колену.
   — О, как он только мог поступать столь жестоко со своими бедными родителями? Вот это и есть настоящий грех!
   Мужчина положил натруженную ладонь на руку жены.
   — Ну же, Минни. Имей веру. Господь ниспошлет нам ответ.
   Он повернулся ко мне.
   — Десять дней назад, когда на дворе бесилась такая вьюга, что нормальный человек и носа из дома не высунет, Адам пропал. Я в последнее время держал сына в мастерской, чтобы не спускать с него глаз, но он стал проворным, как обезьяна, и стоило мне отвернуться, как он отпер дверь, выскользнул на улицу — и поминай как звали. Где мы только не искали его! Но так и не нашли. А вечером того же дня к нам заявился чиновник от епископа Боннера и сообщил, что Адама нашли стоящим на коленях прямо в снегу перед Благовествующим Крестом во дворе собора Святого Павла и умоляющим Всевышнего послать ему знак, что он спасен и будет вместе с другими избранными допущен в райские кущи. Он кричал, что близится конец света, молил Господа и Иисуса Христа не низвергать его в геенну огненную в день Страшного суда.
   Минни не выдержала и разрыдалась, ее муж умолк. Было видно, что его тоже переполняют эмоции. Глубину страданий этих простых людей было невозможно измерить, а то, что сотворил их сын, являлось чрезвычайно опасным. В собор Святого Павла допускались только священнослужители. Религиозная доктрина короля состояла в том, что sola fide, «только вера», не способна обеспечить человеку царствие небесное. Даже теория о разделении человечества на спасенных и проклятых была менее ортодоксальной.
   Я посмотрел на Мифона. Тот сидел с хмурым видом и задумчиво перебирал пальцами густые волосы на макушке.
   — Когда же Адам предстал перед Тайным советом? — Я мягко попытался вернуть Дэниела Кайта к нашему делу.
   — Да, да, — спохватился тот. — Его привезли туда из епископской тюрьмы. Вызвали и меня. Я приехал во дворец на Уайтхолл. Там, в большой комнате с пышным убранством, за столом сидели четверо мужчин в богатых одеждах.
   Голос Дэниела дрогнул, на лбу выступили капельки пота.
   — Там был Адам, закованный в цепи, а с ним — тюремщик.
   Он бросил взгляд на своего викария.
   — Преподобный Мифон тоже пришел туда, но ему не дали говорить.
   — Они бы не стали меня слушать, — сказал Мифон и добавил с презрительной гримасой: — Да я на это и не рассчитывал.
   Мысленно согласившись с преподобным, я спросил:
   — Кто были те люди?
   — В белых одеждах сидел архиепископ Кранмер. Я видел его, когда он служил мессу в соборе Святого Павла. Рядом еще один церковник, крупный мужчина злого вида, с каштановыми волосами. Одежды двух других, как мне помнится, были отделаны мехами и драгоценными каменьями. Один был маленьким, с пронзительным голосом, у другого — длинная бурая борода и худое лицо.
   Я медленно кивнул. Маленьким бледным человечком, вероятно, был сэр Ричард Рич, бывший протеже Томаса Кромвеля, злобный двурушник, который после падения Кромвеля сразу же переметнулся в стан консерваторов. Второй по описанию напоминал лорда Хартфорда, брата последней королевы и реформатора. Церковником со злым лицом был, несомненно, лондонский епископ Боннер.
   — Что они вам сказали?
   — Они спросили, каким образом Адам оказался в подобном состоянии, и я честно рассказал им все, что знал.
Быстрый переход