— Комиссар? — тихонько окликнул он начальника, улучив момент, когда замолчали экскаваторы. День клонился к вечеру. Прошло пять часов с того момента, как Браманте заявил об исчезновении мальчика. Четыре часа назад Мессина объявил в розыск студентов. Профессор читал им лекции. Он сразу узнал их, когда те бежали к выходу из подземного лабиринта катакомб. Сам археолог выбрался в поисках сына раньше, решив, что тот вышел наружу, не дождавшись его. Несмотря на то что молодые люди точно слышали его крики, они рванули вниз по склону холма по направлению к лагерю возле Большого цирка, стремясь затеряться в трехтысячной толпе протестующих.

В данный момент все полицейские, которых Мессине удалось собрать, были в деле: половина охотились за студентами, остальные прочесывали подземелья вместе с сотнями гражданских добровольцев, которые все прибывали и прибывали, предлагая помощь в поисках пропавшего семилетнего мальчика. Рядом торчали группы телевизионщиков и репортеров; от раскопа их отделяла только желтая лента, огораживавшая маленький парк над Тибром. К ним все время присоединялись толпы молчаливых зевак. История про сбежавших студентов успела каким-то образом вылезти наружу. В толпе уже вынесли свой вердикт случившемуся и определили, кто и насколько виноват. Быстрота и непреклонность этих суждений вызвала у Фальконе приступ тошноты. В толпе, наводнившей Авентино, уже явно просматривалась склонность к устроению уличных беспорядков. И если кто-то из студентов попадет сейчас сюда, придется действовать очень быстро и решительно, чтобы защитить его от толпы. Это Фальконе знал точно. В подобных случаях способность мыслить рационально и придерживаться законов улетучивается мгновенно, лишая даже самого добросовестного полицейского возможности взглянуть на дело холодно и беспристрастно.

Пока отец потерявшегося мальчика участвовал в поисках — по сути, даже возглавлял их, — мать сидела в полицейском фургоне, не произнося ни слова, и смотрела на окружающий мир глазами загнанного животного, в которых трудно было найти хоть искорку чего-то похожего на надежду.

У поисковой группы не было практически никаких исходных данных, кроме того факта, что Алессио исчез где-то на глубине, в толще красноватой земли, густонаселенного холма, неподалеку от банды студентов, скорее всего занимавшихся какими-то грязными делишками. Отец мальчика обнаружил следы студентов в катакомбах и отправился их выслеживать, велев сыну ждать. Но вернулся он туда через весьма значительный промежуток времени — кто знает, сколько профессор отсутствовал? Никто его об этом не спросил. И, вернувшись, обнаружил, что мальчика нет. Студентов, без разрешения забравшихся в подземелья, он тоже не нашел.

На публике Браманте вел себя в точности так, как и должен был себя вести в подобной ситуации. И это дало Фальконе время подумать. Что-то его беспокоило в этом человеке. Джорджио казался слишком идеальным, отчаяние выглядело тщательно дозированным, ровно таким, чтобы он мог заполучить сочувствие других. Ни на единое мгновение археолог не потерял контроля над собой.

Открытым оставался и вопрос о ране. У Браманте на правом виске красовался свежий рубец, как ученый заявил, полученный в результате падения, когда он бродил по катакомбам в поисках сына. Ранения всегда интересовали Фальконе, и при обычных обстоятельствах Лео воспользовался бы возможностью получше разобраться с этим вопросом. Но Артуро Мессина четко и ясно запретил это. С его точки зрения, все дело упиралось в студентов. Детектив полагал, что им недолго осталось бегать на свободе. Никто из них не имел приводов в полицию. Правда, один, Тони Ла Марка, происходил из семейки, известной своими связями с криминальным миром.