С его точки зрения, все дело упиралось в студентов. Детектив полагал, что им недолго осталось бегать на свободе. Никто из них не имел приводов в полицию. Правда, один, Тони Ла Марка, происходил из семейки, известной своими связями с криминальным миром. А в целом это были обычные молодые люди, забравшиеся в пещеры под Авентинским холмом с непонятными целями, о которых полиция пока что ничего не знала. А Мессина, кажется, задался одной-единственной целью: найти этих ребят. Фальконе тоже считал это необходимым, но не таким важным. По его мнению, гораздо более насущными были другие вопросы. Например и прежде всего: что сам Джорджио Браманте делал там вместе с сыном? А откуда у него взялся свежий рубец на виске — он ведь мог появиться не только в результате падения, но и в схватке с кем-то, не так ли?
— Ну, давайте высказывайтесь, — разрешил комиссар с едва скрываемым нетерпением. — Опасаетесь, что это помешает вам готовиться к экзаменам на чин инспектора? Или еще что-то? Я всегда знал, что вы очень честолюбивый мальчик, но пока что вам придется об этом забыть.
— «Мальчик» — это не совсем верно, комиссар, — сухо возразил Фальконе, который был значительно выше плотного, приземистого Мессины.
— Да неужели? Ладно, о чем вы там думаете? Ничего личного, сами понимаете. Я считаю, что вы отличный офицер полиции. Хотелось бы только, чтобы вы были несколько более человечным. В делах вроде этого… А то ходите-бродите с обычным для вас видом цепного пса, как будто исчезла всего-навсего домашняя кошка. Жаль, конечно, что у вас так вышло с семейными делами… Появление детей в таких случаях творит сущие чудеса, сразу ставит мужчину на место.
— Мы приняли на веру слишком много предположений. И у меня есть сомнения в том, что это поможет делу.
— Значит, я сейчас действую глупо, да?
— Я этого не говорил, комиссар. Меня просто настораживает, что мы не уделили основное внимание очевидному.
— Очевидное становится очевидным тогда, когда оно приносит результат. Хотя эта истина вряд ли пригодится вам на экзаменах.
— Комиссар, мы ведь не знаем, где сейчас может быть этот мальчик, — тихо и спокойно ответил Фальконе. — Не знаем мы и того, как и почему это произошло.
— Да все дело в этих студентах! — рявкнул Артуро. — Ох уж мне эти студенты! И эти анархисты проклятые со своими палатками — загадили весь центр Рима! Творят что хотят, а тебя это, кажется, совсем не заботит.
В лагере протестующих уже арестовали двоих. Ничего особенного. У полиции было гораздо больше хлопот по поводу религиозных распрей. А уж про схватки футбольных тиффози и говорить нечего…
— Я не вижу никакой связи с этим лагерем… — начал было Фальконе.
— Не видите? Ну-ка напомните мне, что мы обнаружили там внизу, в этих проклятых катакомбах?
Мертвую птицу там обнаружили, обезглавленную, еще несколько окурков мастырок. Ничего хорошего. Но это вовсе не преступление.
— Я отнюдь не утверждаю, будто они не занимались там чем-то незаконным. Просто мне кажется, что от юношеского увлечения черной магией вместе с курением травки довольно далеко до похищения детей. Или чего похуже.
Мессина помахал пальцем перед носом подчиненного:
— Вот в этом — именно в этом! — вы и заблуждаетесь. Вспомните-ка, что я говорил по поводу того, когда вы станете инспектором.
— Комиссар, — резко возразил Фальконе, — дело совсем не во мне!
— Все начинается с маленького косячка, потом доходит до идеи разбить лагерь в центре Рима и заявить всему миру, чтобы он катился к чертовой матери. А кончается, — махнул ручищей в сторону толпы за желтой лентой Мессина, — вот этим. |