— Всю жизнь я мечтал об этом: стоять на большой высоте и господствовать над тем, что подо мной.

— Думаю, у дьявола была похожая мечта, — ухмыльнулся Джон.

— Ха! Рассчитываете напугать меня этим? Думаете, я не знаю, что меня называют дьяволом? Думаете, я возражаю?

Он проревел эти слова навстречу ветру и застыл, подняв лицо и воздев руки вверх в пренебрежении к миру. Он забыл о существовании своих спутников.

— Пойдемте, — сказал Джон, беря обеих леди за руки. — Мы ему не нужны, а нам будет безопаснее внизу.

Они тихо отошли от Уингейта и стали спускаться по ступенькам, оставив его наедине с мечтами о величии. Добравшись до земли, они посмотрели на башню и увидели на фоне неба одинокую фигуру Уингейта, который по-прежнему стоял на вершине, не замечая, что его все оставили.

Наконец он опустил взгляд и увидел на земле их, глядящих на него снизу вверх.

— Должно быть, мы кажемся ему сейчас муравьями, — сказала Матильда. — Он наверняка думает о нас именно так. И хочет, чтобы мы думали о нем, как о человеке, который гораздо выше всех смертных.

— Давайте просто потихоньку пойдем в дом, — сказал Джон, — и подождем его возвращения.

Уингейт присоединился к ним только через час и не выказал никаких признаков недовольства тем, что его оставили одного. Вероятно, он подумал, что «мелкие людишки» удалились, чтобы не мешать «великому человеку» предаваться «великим размышлениям».

Состояние духа Уингейта, когда тот спустился вниз, полностью это подтвердило: вид у него был восторженный.

— Пойдем, дорогая, — сказал он Матильде. — Нам пора.

Уингейт говорил меньше обычного, пока вел дочь к ожидавшему их экипажу. Он все еще был поглощен какой-то мечтой, и наблюдавшим за ним людям стало как-то не по себе.

— Хорошо, что он уехал, — сказал Джон, обняв Рену за плечи.

— Да, — упавшим голосом сказала Рена. — Вот только пока он стоял там, осматривая окрестности, у меня было чувство, будто покрывается пеленой зла все, что попадается ему на глаза.

Девушка вздрогнула.

— Мне кажется, что если мы выйдем сейчас за пределы двора, то увидим все деревья и кусты увядшими, а каждую травинку пожухлой.

— Ну что ты, не выдумывай, — мягко укорил ее Джон. — Хотя я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь.

— Джон, — внезапно сказала она. — Мы можем пойти к кресту? Пожалуйста, я просто хочу его увидеть. Мне станет легче.

— Конечно. И сможем еще раз осмотреть землю, проверить, ничего ли мы не пропустили прошлой ночью. Пойдем сейчас, пока не начало темнеть.

Они поспешили по тропинке к ручью и перешли мост. Ясный день угасал, и бледное солнце скользило вниз по небосклону, когда они вошли в рощу. Болезненному воображению Рены деревья представлялись иссохшими, как будто недоброе влияние Уингейта действительно загубило их, а лес, погруженный в предвечерний сумрак, казался зловещим.

Девушка попыталась взять себя в руки, чувствуя, как теплая, сильная рука Джона сжимает ее ладонь. Она ведет себя глупо, но с минуты на минуту они достигнут креста, и тот, как всегда, подарит ей утешение.

— Вот он, — сказал Джон. — Но, Рена, не мог же я прошлой ночью выкопать такую глубокую яму, верно?

— Это сделал не ты, — выдохнула девушка.

То, что раньше было подножьем креста, превратилось в такую огромную яму, что даже дикий зверь не смог бы вырыть ее. Будто какое-то обезумевшее существо вгрызалось в землю, выдирая ее сердце.

Крест, который раньше гордо стоял в земле, был вырван, и лежал на боку, выброшенный и оскверненный.