— Ничего. Я просто смотрел на него в молчании. Он отступил на шаг, поднял руку, как будто отмахиваясь от меня, и закричал: «Держись от меня подальше! Не подходи!» Потом повернулся и быстро зашагал прочь.

— Вам угрожает опасность, — взволнованно сказал Джон. — Он доберется до вас, как добирался до других.

— Нет, мой дорогой мальчик, — мягко сказал Адольф. — Он не причинит мне вреда. Он будет рвать и метать, но никогда ко мне не прикоснется: он слишком боится меня.

— Уингейт никого не боится, — сказал Джон.

— Вы ошибаетесь. Всегда есть сила, которую боятся, есть что-то, что сильнее самого человека.

— Не понимаю, как такой сын мог родиться от такого отца, — задумчиво произнес Джон.

— Я тоже когда-то удивлялся этому. Джейн, моя дорогая жена, так и не узнала о его темной стороне. Я скрывал от нее правду. Франклин — это его настоящее имя, Франклин Тэнди. Он был нашим единственным ребенком, и она души в нем не чаяла. Я не мог допустить, чтобы разбилось ее сердце, а потому покрывал его преступления. Я называл их детскими шалостями, но в душе знал, что все гораздо серьезнее. Ему нравилось причинять боль беззащитным созданиям. Оторвать крылышки у насекомого было для него пустяком, он вытворял гораздо более страшные вещи. Однажды я видел, как он отнял у ребенка котенка, а потом свернул тому шею прямо на его глазах. А когда ребенок расплакался, Франклин только хохотал. — Адольф вздохнул. — Ему было около семи лет, когда он сделал это. Слава Богу, мать умерла, когда ему было восемнадцать, и глубина его порочности еще не успела стать очевидной. Он рыдал возле смертного одра матери, а через час после того, как она умерла, продал ее любимое ожерелье, чтобы оплатить карточный долг. С возрастом он становился все хуже. Он соблазнял женщин и бросал их. Ему не было дела ни до чего и ни до кого, кроме себя, своего удовольствия и возможности добыть денег. Деньги — они были его богом. Я видел это, но ничего не мог исправить. В конце концов, его похождений накопилось столько, что оставаться на родине стало невозможно. Он хорошо управлялся с цифрами и поступил на работу к одному финансисту. Тот проникся к нему доверием, взял к себе в семью. Он думал, что Франклин сирота… А потом вдруг умер при таинственных обстоятельствах. Мой сын пришел ко мне в слезах и отдал себя на мою милость. Он клялся, что смерть была случайной, умолял помочь ему скрыться. Да простит меня Бог, я позволил убедить себя ради памяти его матери, и дал ему достаточно денег, чтобы он мог добраться до Ливерпуля, а оттуда уплыть в Америку. С ним поехал друг, который потом иногда встречал его за границей. Иначе я так и не знал бы ничего о нем, потому что с тех пор Франклин как в воду канул. И я продолжал обманывать себя, что он невиновен. Однако вскоре выяснилось, что вдова и дети покойного остались ни с чем. Деньги, которые должны были обеспечить их жизнь, исчезли. В Америке он снискал такую славу беспощадного финансиста и железнодорожного предпринимателя, что слух о нем дошел даже сюда.

— Но как вы узнали, что Джереми Уингейт — это Франклин Тэнди? — спросила Рена.

— У моей жены был прадед по имени Уингейт, обладавший настолько резким и неприятным нравом, что истории о нем долго передавались из поколения в поколение. Разумеется, Франклин восхищался им. Должно быть, ему казалось, что это имя для него достаточно безопасно. Он находился на расстоянии нескольких тысяч миль от тех людей, которые могли бы усмотреть связь. Но я-то понял. Каждый раз, когда слухи о жестокости Джереми Уингейта доходили до нашей страны, я узнавал своего сына.

Старик уронил голову на руки и заплакал.

Рена и Джон немедленно оказались рядом. Джон, открытый и чистосердечный человек, обнял старика и принялся утешать его.