Раненый издал последний звук, словно полоскал горло, и резко упал на бок. Лэнг прислушался — дыхания слышно не было.

— Ты ведь рад меня видеть, Liebchen, правда? — спросила Герт, обняв его сзади. — Или это у тебя пистолет в кармане?

Она обожала шуточки в духе старушки Мей Уэст, которая потрясала общественную нравственность в тридцатые годы.

Лэнг повернулся и обнял ее.

— Даже не могу передать, насколько я рад. Какой там, к черту, Ретт Батлер…

Она мягко, но решительно отодвинула его.

— Потом. А сейчас нужно сматываться отсюда, да побыстрее. Кто-нибудь мог услышать стрельбу.

Лэнг подумал о герметизированной, снабжаемой кондиционированным воздухом части некрополя, открытой для ограниченной части широкой публики.

— Не исключено, хотя я считаю, что звукоизоляция здесь такая, что хоть атомную бомбу взрывай.

Герт окинула взглядом крохотный участок подземелья, освещенный их фонарями.

— Атомную бомбу? Никто не…

Лэнг приложил палец к ее губам.

— Ты права. Потом.

Она осветила своим фонарем двоих убитых.

— А с этими что делать?

— Они уже на кладбище. Какой смысл куда-то их переносить?

Она повернула голову и взглянула на край холма.

— А Риверс?

— И он тоже. Пускай Управление само разбирается, куда он пропал.

Лэнг поднялся и взял свою рясу.

Через несколько минут по площади Святого Петра шли бок о бок священник и высокая монахиня. В них не было ничего необычного. Правда, если бы внимательный наблюдатель проследил бы за ними достаточно долго, то заметил бы, что они касаются друг друга гораздо чаще, чем того требует этикет и их обеты.

И они все время смеялись.

Глава 47

Дороги, пробитые в горах Амальфитанского побережья Италии, в большинстве своем всего в полтора раза шире, чем автомобиль. Это рудимент тех времен, когда основным видом транспорта были велосипеды, а крошечные, величиной с коробку из-под обуви, автомобили преодолевали крутые повороты если не с веселым азартом, то, по крайней мере, с гордостью за свою ловкость. Сегодня переполненные автобусы, возившие все больше и больше туристов, заполняли эти дороги целиком, от каменного барьера над обрывом, под которым раскинулось море, до скалистой стены по другую сторону. Всем прочим транспортным средствам приходилось искать карманы, расширения и всяческие аппендиксы, укрывшись в которых, они могли пропустить мимо себя бодро сигналящих и воняющих дизельным выхлопом бегемотов.

Немногочисленные улицы Равелло слишком узки даже для одностороннего движения. Всё чуть побольше малолитражки рискует ободрать бока о дверные ручки домов.

Потому-то Лэнг и выбрал именно этот город. В старых каменных зданиях по Виа Сан-Дживанни-дель-Торо не было ничего примечательного, кроме того, что эти дома можно было считать небезынтересными примерами мавританского влияния в Средиземноморье. Вывеска гостиницы была маленькой, и это говорило о том, что знать о ее существовании должны лишь те, кому следует знать, а новой клиентуре — в частности, американской — следует искать гостеприимства в совсем другом отеле, рассчитанном на прихотливые вкусы заокеанских теле- и кинозвезд, пристроившемся на холме по другую сторону города.

По этой самой причине Лэнг и выбрал «Палумбо».

Вестибюль, казавшийся, когда войдешь с улицы, непрезентабельным, если еще не хуже, обычно вызывал у тех, кто попадал сюда впервые (если только им не успевали вовремя посоветовать отправиться куда-нибудь в другое место), сходные реакции. Человек останавливался, смотрел по сторонам и бормотал на своем родном языке: «О, боже!»

Сквозь двухэтажную стеклянную стену открывался вид на ущелье между туманными утесами и золотой пляж, лежавший на сотню футов ниже.