|
Шел и лихорадочно искал пути к спасению. Нырнуть вон за тот валун?.. Не успею ~ очередь догонит… Прыгнуть в кусты?.. Не годится: убийца подстрелит меня в лет, как утку… Повернуться и броситься на убийцу? Благо, он идёт почти вплотную ко мне, я физически ощущаю направленный в спину автомат…
– Стой! Я остановился. – Повернись ко мне лицом. Хочу напоследок глянуть в блудливые твои глаза, насладиться последним твоим вздохом! Да он же садист! Я стоял спиной к самосвалу. Курков – напротив, шагах в пяти. Он медленно, сладострастно передернул затвор. – Курков, бросить оружие! – Раздался из кустов долгожданный голос, и в подтверждение сказанному автоматная очередь прошлась над головой бандита, срезав несколько веток. – Одно движение и ты – мертв… Руки! Ты окружен, советую сдаться. В противном случае… Курков колебался. Он то приподнимал автомат, целясь в меня, то опускал его. Я не стал ожидать выстрела – метнулся за машину. С такой скоростью и увертливостью, каких от себя не ожидал. Но Курков стрелять не стал. Он длинно выругался, отбросил в сторону автомат и с демонстративным равнодушием прислонился к стволу дерева. – Против судьбы не попрешь, мать вашу… Хватайте, вяжите, вешайте – ваша взяла… Из кустов появились капитан Кислицын и два пограничника. – Это все твое войско? – изумился бандит. – Знатно купил меня, подлюга… Да я бы вас разрезал на мелкие кусочки, кабы знал… Постарел Серега, коли трое мальцов его повязали… Семка под прикрытием машины радостно ощупывал меня, хлопал по спине, отпускал чувствительные пинки. – Живой, строитель?.. Бельишко поменять не требуется? А то я прихватил кальсоны с собой… На всякий случай. Отшучиваться нет сил. Дрожь сотрясала мое тело, от головы до ног пробегали противные волны, тряслись губы, слезились глаза… – Молодец, дружище, молоток! – подбадривал меня Кислицын, не торопясь покинуть уютное прикрытие самосвала. – Дрожишь, конечно; знатно. Да и то ясно, на твоем месте и я бы дрожал… На вот, хлебни… Ч глотнул из фляжки спирт, и задохнулся. Но дрожь в руках и ногах почти исчезла. Когда мы вышли, наконец, из за машины, вес было готово к движению. Курков в наручниках стоял между пограничниками и злобно усмехался. – Лучше бы, конечно, отправить пацана на тот свет без исповеди, но раз не получилось – хоть напугал до полусмерти… Ишь, какой серый! Сто лет проживешь теперь, малявка! – болтал он, скрывая собственный страх, который, видимо, мучил его. – Стрелять меня не станут – отсижу срок, после встретимся, всажу в тебя столько пуль, сколько будет в обойме… – Двигай, паскуда, – подгонял пленного пограничник. – А то допросишься. – Он поднес к лицу Куркова мосластый кулак… Вышли к дороге. Здесь стоял грузовик с солдатами, знакомый «газик». От него бежал, переваливаясь, будто утка, подполковник. За ним – Сичков. – Жив, курилка, – одышливо, запинаясь, говорил Малеев, но за внешне насмешливыми словами я уловил волнение. – Ну, ты даешь, строитель, ну ты даешь… Попрошу Анохина упечь тебя за самовольство на гауптвахту суток на десять, не меньше… – Спасибо… Отосплюсь… На Куркова никто не обращал внимания. Он стоял, переводя иронический взгляд с одного лица на другое. Как будто говорил: радуйтесь, паскуды, торжествуйте, отсижу, выйду на волю – посчитаемся, поглядим, чей козырь старше…
4
На стройке, тем более, особой, время движется рывками, в точном соответствии с ритмом штурма. А штурм превратился для нас в привычный режим работы. |
