Незаметно пробежало лето. Уже три сооружения сданы под спецмонтаж, захлебываясь от напряжения, недосыпая и недоедая, мы форсируем сдачу оставшихся двух «подземок». На другой стороне железной дороги, напротив прирельсового склада вымахали три жилых четырехэтажных дома, пара казарм и прочие здания и сооружения гарнизона.

Только в октябре Анохин решился удовлетворить мою просьбу об отпуске. У него в сейфе мирно лежит добрый десяток рапортов начальника особого участка аналогичного содержания. Не считая телефонных переговоров по этому поводу. Первый рапорт датирован месяцем, когда Китов привез мне с почты в Анютино Оленькино письмо записку…

И вот – свершилось. В уютной кабине «зилка» рядом с водителем уместились два офицера: я и лейтенант Стеков. В кузове аккуратно привязан мой походный чемодан, прикрытый шинелью.

Представлю сейчас Кругомаршу врио начальника особого участка, получу отпускное свидетельство, проездные, денежки, и двину поездом до ближайшего аэропорта. По моему, езды – часов пять, не меньше. Оттуда ближайшим рейсом – на Запад…

Нет, не к родителям! Им я уже написал, многословно просил извинить сына. Заеду позже и… не один, а с женой… Надо же, тридцать один минуло, а думаю о жене, как о неземном блаженстве… Погоди, Димка, задаст тебе Оленька и за вечные опоздания к обеду, и за ночные бдения над чертежами и нарядами, и за частые командировки… Ну и пусть ругается – не страшно. Зато появится в моей одинокой жизни родной человек, а вскоре появятся и дети…

Иван уважительно не нарушал моих мечтаний. Он рассеянно поглядывал на сопки в осеннем уборе, поселки и деревушки, припаркованные к дороге. Ему эти картинки были в новинку, мне – изрядно надоели…

Прибыли в Лосинский гарнизон. Впереди показались парадный въезд на территорию штаба армии и знаменитая лужа.

– Форсанем, товарищ капитан? – спросил водитель, видимо, проинструктированный своим предшественником. – С виражом?

– Я тебе повиражирую! Ишь, ты, нашелся на мою голову лихач… На пузе проползи, шепотом – понял?

Кажется, я взрослею. Есть от чего: начальник участка, капитан, а через полмесяца – женатый человек, глава семьи! Звучит, а?

На площадке перед штабом УНР оживленно. Повсюду стоят, беседуя, мастера и десятники, прорабы и начальники участков, смеются, обмениваются новостями, подшучивают друг над другом.

Неподалеку от входа – Вах и Сиюминуткин. Горячий армянин размахивает правой рукой – левая все еще на перевязи, гортанно выкрикивает, доказывая свою правоту. Сиюминуткин хитро усмехается, говорит тихо и, на первый взгляд, доброжелательно. Но мне ясно, что доброжелательностью здесь и не пахнет – одно ехидство.

Не успели мы с Китовым выйти из машины, нас окружили прорабы. Приветственные возгласы, шутки сыпались градом. Арамян повернулся на шум.

– Вах! Баба Катя! Сколько мы не виделись, Боже мой! Почему в Славянку не заезжаешь, зачем забываешь друзей?

– Никого я не забываю – просто нет времени… Зачем вы собрались? Ведь отчеты сдали неделю назад…

– Дедок собрал. День технической учебы для малограмотных инженеров, – сообщил Родилов, незаметно от армянина, кивая на него.

Как же я позабыл? Станет Дедок до вечера жевать давно известные истины, обильно посыпая их фактами, добытыми при осмотрах строительных площадок… Необходимо побыстрее получить отпускные, доложиться Кругомаршу и гнать на вокзал. Опоздаю на пассажирский – махну аэропорт на товарняке…

– Капитан Васильков, к начальнику! – провозгласил дежурный сержант с такой радостью, будто призывал начальника особого участка для получения премии.

Анохин выдернул первого информатора.